Самора ни за что не соглашался на елеопомазание! Только падре елей к его лбу поднес, как он заметался, начал орать: не хочу, не смейте, ни за что! Откуда вдруг силы взялись! И уж падре его упрашивал и объяснял, что нельзя душе христианской из мира уходить без святого елея на лбу и ладонях, а не дался старый черт.

Ладно, силой в рай никого не тащат, падре произнес тайносовершительную молитву и пошел из дому. А за ним все остальные потянулись. Только вышли, только двери за последним человеком закрыли, как крыша обвалилась. Ну, не вся, правый угол. Бросились добрые люди в дом, Алонзо вытаскивать, да тот уже не дышит, душу бесы забрали. И кот его черный исчез, как сквозь землю провалился.

– Да что говоришь! – изумилась Мария-Хуана. – А я про этого Алонзо вот что еще слышала…

Так сестры могли болтать без конца. Их посиделки обычно разгоняла мать семейства, почтенная донья Клара Сидония, плотная дама со смуглым рябоватым лицом, на котором, несмотря на некоторую мрачность, явно проглядывало добродушие.

– Уф, несносные девчонки! Опять пустое болтаете! Ведьмы у вас всегда кто-то другой, а вот тяга к колдовству в вас самих и запрятана. Не приведи Господь, прознает кто о вашей болтовне да по городу разнесет!

– Ну и что будет? – насмешливо вопрошала Пепита. – Неужто на костер угодим?

– На костер глупых балаболок не потащат, святые отцы хорошо понимают, кто на самом деле виноват, а кто язык чешет от безделья, а вот замуж болтушек-хохотушек никто брать не захочет. Кому нужна лентяйка в доме? Ну-ка, бездельницы, показывайте, как сегодня продвинулась работа?

Работой донья Клара именовала вышивание узоров на постельном белье. Чтобы чем-то занять непоседливых дочерей, она придумала разукрасить полотенца, простыни, наволочки и пододеяльники, купленные им в приданое. Благодаря неустанным трудам капитана Сидонии, его семья ни в чем не нуждалась, но девушки в ожидании замужества изнывали от безделья, и, опасаясь, как бы клокочущая в дочерях энергия не подвигла их на какую-нибудь рискованную проделку, мать усадила их за пяльцы.

– Пяльцы на столе – жених на дворе, – не уставала повторять донья Клара, но Пепита и Мария-Хуана, по своему обыкновению, обращали в насмешку даже это, казалось бы, куда как серьезное утверждение и вместо работы попрежнему день-деньской валяли дурака.

– Что тут поделаешь, – сокрушалась донья Клара. – Так происходит, когда дети растут без отца.

Женихи не торопились высватывать сестер Сидония. Мария-Хуана вышла замуж, когда Сантьяго и Педро заканчивали Навигацкое училище, а Пепите пришлось ждать своего суженого еще несколько лет. Позже, вспоминая прошедшие годы, Сантьяго с удивлением осознал, что беседы с сестрами-забавницами были едва ли не самым приятным развлечением его детства. Кроме, пожалуй, встреч «Санта Катарины» в порту Кадиса.

Трехмачтовая красавица каракка с высокими округлыми бортами медленно подтягивалась с рейда к причалу под единственным нижним парусом на бизань-мачте. Внушительные надстройки, напоминавшие крепостные башни, защищали бак и ют, сквозь прямоугольные порты грозно смотрели жерла медных пушек. Позолоченная статуя святой Катарины, украшавшая форштевень, сияла в лучах солнца.

Каракка продвигалась осторожно: Кадисскую гавань переполняли пинасы, паташи, баркасы, лодки всевозможных форм и размеров. Их бесстрашные владельцы стремились поскорее добраться до цели, пускаясь ради этого на самые рискованные маневры. Массивный нос каракки мог разнести в щепы любое из них, но опасность никого не останавливала, и суденышки самоубийственно резали курс, проскакивая под самым бушпритом «Санта Катарины».

Матросы, стоявшие наготове около передней якорной цепи, держали в руках толстые швартовочные канаты с петлями на концах. Когда судно приближалось к причалу на расстояние 200 брасов[3], раздавался свисток боцмана, парус резко падал, и каракка продолжала движение по инерции. Как только причал оказывался на расстоянии броска, канаты, точно змеи, взмывали над бортом, стоявшие на пристани портовые рабочие подхватывали их и ловко оборачивали вокруг медных кнехтов. «Санта Катарина» вздрагивала всем корпусом и резко замедляла ход, со страшным скрипом канаты натягивались, будто струны, казалось, еще мгновение – и они лопнут! Но нет, судно останавливалось, с кормы бросали еще два каната, с десяток человек ухватывались за их концы и подтягивали каракку к пристани.

Выдвигали сходни, и первым на землю ступал сам капитан Сидония. Пройдя два шага, он низко кланялся в сторону видневшейся над крышами домов колокольни Кадисского собора, осенял себя крестным знамением и только после этого подходил к поджидавшим его донье Кларе, Педро и дочерям, застывшим в чинной позе. Следом за капитаном на берег спускалась команда, сразу попадая в яростные объятия жен и детей.

«Санта Катарина» возвращалась в Кадис раз в полгода, а то и реже, и томительные месяцы ожидания, редко-редко прерываемые весточкой, переданной с моряками других судов, подогревали температуру встречи чуть не до кипения. Всякий раз, когда паруса каракки скрывались за горизонтом, морячки отправлялись в собор заказывать молитву о спасении. Так поступали жены всех моряков, уходивших в рейс, ведь опасности, поджидавшие их мужей за черной линией горизонта, были велики и многочисленны, и каждое плаванье могло оказаться последним.

Педро и Сантьяго едва успевали дождаться, пока команда спустится на причал, и вприпрыжку неслись вверх по сходням. О, как упоительно пахла солью и смолой выскобленная до блеска палуба, как таинственно мерцали пушки, какой вкусной казалась стряпня в камбузе, которой неудачник, вытянувший жребий караульного, угощал капитанского сына и его приятеля. Вся каракка была в их полном распоряжении, вся, кроме вант: капитан Сидония категорически запретил мальчикам взбираться на мачты.

Облазив судно от бушприта до капитанской каюты на корме, ребята усаживались верхом на пушки, грызли необыкновенно вкусные галеты и мечтали о том, как, закончив Навигацкое училище, поступят офицерами на один из кораблей военного флота объединенного королевства.

– Ох и задам же я жару морским разбойникам! – восклицал Педро, пытаясь повернуть винт наводки орудия. – Подпущу поближе и дам залп из всех орудий. Отец мне рассказывал, когда он служил во флоте, они часто так поступали. Орудийные порты в надстройках у них прикрывались деревянными заставками, так что издали казалось, будто там сплошной борт. И паруса ставили потрепанные, серые, и флаг вывешивали не военный, а купеческий. Пираты думали, будто перед ними обыкновенный торговец, и бросались на перехват. Ну, команда изображала панику, поднимала белый вымпел, мол, сдаемся на милость. Подпускали пиратскую каравеллу совсем близко, сбрасывали заставки и – огонь! – орал Педро, размахивая кортиком, подхваченным в каюте отца. – Все орудия – огонь! Били картечью по палубе почти в упор. Представляешь, Сантьяго, что там оставалось после залпа?

Сантьяго недоуменно пожимал плечами. Он еще никогда не видел действия