запуганных и задерганных, из вылощенных столичных иереев, мечтавших о епископских митрах, Красницкий создал в течение одного месяца свою партию. Именно эти новоявленные реформаторы должны были, по мысли Красницкого, стать тем рычагом, при помощи коюрого он думал перевернуть православную церковь. К ним он обращался с пламенными призывами.

«Революция изгнала помещиков из усадеб, капиталистов из дворцов, — патетически восклицал он в программной статье, напечатанной в № 3 журнала «Живая Церковь», — должна выгнать и монахов из архиерейских домов. Пора подвести итог за все те страданья, какие перенесло белое духовенство от своих деспотов, монахов-архиереев. Пора покончить с этим последним остатком помещичьей империи, пора лишить власти тех, кто держался помещиками и богачами и кто верно служил свергнутому революцией классу. Эту задачу должна взять на себя церковная группа «Живая Церковь» (с. 11).

«Елейная проповедь, уснащенная громкими словами: любовь, христианство, добрые дела, — писал по поводу выступления одного из деятелей «Живой Церкви» корреспондент царицынской газеты «Борьба». — А в итоге: надо предоставить доступ священникам на епископские должности и по-новому распределить доходы духовенства. И тогда… церковь оживет и Царствие Божие придет на землю». (Борьба, Царицын, 1922,19 октября, № 831, с.1.)

Если, по замечанию Карла Маркса, исторические явления повторяются дважды — один раз в виде трагедии, а в другой раз — в виде фарса, то «Живая Церковь» была исторической пародией на нидерландское и шотландское пресвитерианство. Живоцерковное движение было пресвитерианским в своем существе, так как главной его целью была борьба с епископатом. Собственно говоря, Красницкий с удовольствием вообще уничтожил бы архиерейство и сохранил бы лишь две иерархические степени: священство и диаконство. Однако открыто провозгласить подобный лозунг он, разумеется, не мог, не мог даже и заикнуться о чем-либо подобном, так как это означало бы открытый разрыв с православием и автоматически повлекло бы за собой уход Красницкого из церкви. Поэтому, сохраняя для видимости архиерейскую власть, Красницкий сделал все, чтобы превратить ее в фикцию. Абсолютное большинство архиереев старого пос-тавления должно было, по его мысли, лишиться власти; хорошо было бы лишить их также жизни и свободы; но об этом, как рассчитывал Красницкий, позаботится его друг Е.А.Тучков. Взамен этих старых архиереев было намечено рукоположение новых, женатых епископов, обязанных своими кафедрами исключительно ему, Красницкому. Женатость архиерея была верным ручательством того, что он навсегда останется верным «Живой Церкви» (ведь никто, кроме живоцерковников его архиерейства не признает). Однако власть даже этого архиерея должна быть ограничена епархиальным управлением, состоящим из священников — ставленников «Живой Церкви». Архиерею принадлежало лишь право председательствовать в епархиальном управлении. Без санкции управления архиерей не мог даже перевести священника из одного храма в другой или назначить псаломщика. Если учесть, что в каждой епархии был еще особый «духовный чиновник» — уполномоченный ВЦУ (что-то вроде комиссара от «Живой Церкви»), который мог отменить любое решение епархиального управления и по существу сместить архиерея, направив соответствующую рекомендацию в ВЦУ, то следует признать, что архиерей-живоцерковник играл жалкую роль. Это была лишь декоративная фигура для торжественных церемоний. Управлять за него должны были другие — уполномоченные ВЦУ, а функции премьер-министра русской церкви Красницкий великодушно брал на себя. Причем «сместить», «уволить», «выслать в 24 часа за пределы епархии», «сообщить гражданским властям о контрреволюционной деятельности» — глаголы в повелительном наклонении слетали то и дело у него с языка. Таков был этот курносый, осанистый батюшка, пришедший в революцию прямо из «Союза русского народа».

На кого, однако, опирался Владимир Дмитриевич в своих притязаниях на власть? Отвергнув старую иерархию, он столь же решительно отвергал влияние мирян на церковные дела. «Освободить священника от власти монаха-архиерея и мирянина-кулака!» — таков был крылатый лозунг, который он постоянно повторял и в статьях и в публичных выступлениях. Как мы увидим ниже, термин «кулак» был не чем иным, как вынужденной данью революционной фразеологии. За мирянами программа «Живой Церкви» признавала право играть роль в церковных делах лишь при условии, если они являются членами группы «Живая Церковь»; в то же время подчеркивалось, что мирянин должен безоговорочно подчиняться приходской дисциплине и не смеет ничего предпринимать без санкции своего батюшки. Именно поэтому «Живая Церковь» была не повторением, а лишь пародией на свой западноевропейский прототип, так как пресвитерианство XVI века было великим народным движением. Впрочем, можно указать еще на одно отличие: нидерландские просвитериане дали вереницу мучеников; единственные митры, на которые не претендовали никогда живоцерковники, — это мученические венцы.

Здесь мы подходим к узловому вопросу: каковы были взаимоотношения «Живой Церкви» с гражданской властью? Незачем много говорить о том, что поддержка (прямая или косвенная) органами власти была единственной надеждой «Живой Церкви». О том, что такая поддержка оказывалась, можно видеть даже из официальных документов. Столичная пресса, пестревшая сообщениями о церковной революции, предпочитала замалчивать этот щекотливый вопрос. Но провинциальная пресса, более простодушная и откровенная, иногда приоткрывала краешек завесы. Особенно откровенной была в этом смысле харьковская газета «Коммунист».

«За сокрытие церковных ценностей, контрреволюционную деятельность и гонение на сторонников Живой Церкви арестован архиерей Геннадий», — сообщается в корреспонденции из Пскова от 15 августа 1922 года под заголовком «Арест архиерея». (Коммунист, 1922,17 августа, № 188, с. З).

«Вчера в 1 час дня, — сообщает та же газета через неделю, — харьковский архиепископ Нафанаил, епископ Старобельский Павел (викарный), члены епархиального совещания протоиереи Буткевич и Попов и протоиерей Воскресенской церкви Иван Гаранин были вызваны в Наркомюст, где, в присутствии представителя НКЮ тов. Сухоплюева, уполномоченный ВЦУ на Харьковщине гражданин Захаржевский объявил им за подпиской пос тановление ВЦУ об увольнении их за штат с высылкой их из пределов Харьковской епархии. Уволенный архиерей и его приспешники попробо вали было возражать против постановления ВЦУ, но затем дали обязательство подчиниться этому решению (еще бы! — Авт.). Затем, в присутствии НКЮ, милиции, уполномоченного ВЦУ, помещение епархиального сове щания было опечатано» (Коммунист, 1922, 29 августа, № 192, с.4).

Это был отнюдь не единственный случай прямого сотру дничеств;-представителей ВЦУ с органами власти на местах; как увидим ниже, в провинции это сотрудничество проводилось почти в неприкрытой форме Пресса до сентября 1922 года также освещала события церковной жизни в исключительно благожелательном для «Живой Церкви» духе. Только в сентябре 1922 года намечается перелом в отношениях между властью и обновленческим расколом.

Никто, однако, не скрывал того, что условная поддержка органам власти группы «Живая Церковь» носит конъюнктурный, временный характер. Прекрасно понимали это и деятели «Живой Церкви» — в