– Чарли, – сказал заместитель начальника Киллорин, – разве ты не слышал? Мы нашли ребенка!

– Вы нашли его тело, – поправил его Кубински. – А теперь скажи мне, как ты собираешься связать это с Шоукроссом.

Лофтус и другие продолжали вести себя так, как будто дело раскрыто, в чем Кубински по-прежнему сомневался.

– Как, черт возьми, мы собираемся возбуждать судебное преследование? – спросил он. – Где неопровержимые доказательства?

Киллорин ответил ему, что об этом пусть беспокоится окружной прокурор. Кубински и хотел бы чувствовать себя поувереннее. Билл Маккласки был популярным прокурором в течение шести лет, но некоторым детективам казалось, что он не решается доводить дело до суда без наличия неопровержимых улик. Бывалые копы хотели, чтобы все дела рассматривались в суде, неважно, какими были доказательства, слабыми или нет. Им нужен был окружной прокурор с железной волей. Билл Маккласки был просто слишком хорошим парнем. Кубински решил уйти, пока не испортил веселье.

В коридоре он столкнулся с детективом, который только что вернулся из офиса шерифа на Корт-стрит. Детектив сообщил, что Мэри Блейк и ее муж опознали одежду своего погибшего сына. Аллен «Большой Пит» Блейк был слишком пьян, чтобы разобрать что-то, но его жена расплакалась, когда увидела футболку. После этого ее однорукий муж едва не рухнул на пол, и жене пришлось помогать ему спуститься в холл.

Кубински не видел Блейков несколько месяцев и спросил, как они сейчас выглядят. Другой детектив сказал, что муж прибавил в весе. На нем была грязная белая футболка и рабочие брюки в пятнах, его физиономия давно не видела бритвы.

– Но жена его все та же. Злая и шумная, – в его устах эти эпитеты звучали похвалой. – Думаю, она все еще нас ненавидит.

Кубински сказал, что не удивлен этому.

Да, я вошла и опознала тело. А что мне еще оставалось?

Я смотрела телевизор в гостиной, и там сообщили, что в лесу нашелся скелет ребенка. На экране какие-то люди несли мешок, типа мусорного, и что-то еще. Мы с Большим Питом ждали телефонного звонка, но так и не дождались. Будь прокляты эти копы свиномазые! Наверно, подумали: зачем звонить этим крысам у реки?

В итоге один знакомый отвез нас в офис шерифа. Одежда там была та, что носил Джек, все верно – черные кроссовки, которые я купила ему как раз перед тем, как он пропал, рубашка, ну и все остальное. На куртке была заплатка, которую я наложила в тот день, когда он ушел. Мне очень не хотелось плакать перед копами, но я ничего не могла с собой поделать.

Позже тем вечером кто-то позвонил из офиса судмедэксперта и спросил, могут ли они оставить тело Джека у себя, пока не закончат кое-какие исследования. Еще он сказал:

– Вы можете закопать пустой гроб, а позже мы выкопаем его и положим туда останки.

– Ну уж нет, мистер! – ответила я, а сама подумала, как можно вот так разговаривать с матерью? – Если будут похороны, мой сын будет лежать в гробу. Только так, и никак иначе. Он ничем не хуже всех остальных. Он – маленький человек.

Мне сказали, что перезвонят позже.

Часть четвертая

Правосудие

Артура Шоукросса опросили в камере два врача. Они зафиксировали, что его коэффициент интеллекта слегка ниже нормы, и обнаружили психические расстройства, толчок к развитию которых дала, по всей вероятности, служба во Вьетнаме. Чарли Кубински было приказано сопроводить заключенного в больницу сестер милосердия для проведения эхограммы черепа, рентгена и неврологического обследования. Ответы по всем пунктам были получены негативные. Врачи признали обвиняемого дееспособным, и, следовательно, он мог предстать перед судом за убийство Карен Энн Хилл.

Назначенный судом адвокат защиты Пол Дж. Дирдорф тут же подал ходатайство о снятии обвинений на том основании, что подзащитный «по причине низкого уровня умственных способностей не способен свободно и разумно пользоваться своим правом хранить молчание и получать юридическую помощь».

Единственным доказательством, как утверждал адвокат, были «неприемлемые и незаконные признания», сделанные обвиняемым детективу Кубински во время допросов, длительность которых выходила далеко за разумные пределы. Вдобавок ко всем другим пробелам в деле, сказал Дирдорф, обвинение не представило ни одного свидетеля, который смог бы связать Шоукросса и убитую Карен Энн Хилл.

Когда это ходатайство было отклонено, адвокат подал еще несколько. Помимо прочего, ему удалось убедить судью опустить занавес для «Шоу Арта и Чарли», запретив Кубински или кому-либо еще опрашивать Шоукросса без присутствия адвоката.

На предъявлении обвинения адвокат защиты проинструктировал своего клиента не признавать себя виновным и безуспешно добивался освобождения под залог. Убедительно ходатайствуя об усилении мер безопасности, Дирдорф напомнил судье о телефонных звонках с угрозами и отметил присутствие в зале суда шумной толпы зрителей. Он также сослался на редко используемый закон штата Нью-Йорк о досудебной гласности, закладывающий основу для исключения прессы и общественности из предварительного слушания. Снова и снова упорный молодой адвокат боролся за интересы своего клиента, иногда ценой своей личной популярности среди разгневанных жителей Уотертауна.

Чарли Кубински пытался укрепить позицию штата, но добился не слишком значительного прогресса. Его главный источник информации, то есть сам обвиняемый, больше не реагировал на его приветствия. Шеф полиции Лофтус все еще делал ставку на обвинительный приговор и пожизненное заключение, но у ведущего детектива были сильные сомнения, что это случится. В судах округа Джефферсон случались странные вещи. Он удвоил свои усилия. Он не хотел жить в городе, где человек может убить кого-то и потом выйти на свободу.

Когда я пришла навестить Арта в тюрьме, помощник шерифа схватил меня за руку и сказал:

– Шериф хочет видеть вас наверху.

– Мне нечего сказать, – ответила я.

– Что ж, вы не сможете увидеть мужа, пока не поговорите с шерифом.

– Ладно, подумаешь, поговорю.

Шериф Энджел и пара помощников шерифа разговаривали со мной полтора часа. Они хотели подключить меня к делу на случай, если Арт скажет что-нибудь компрометирующее. Шериф сказал, что копам больше не разрешают допрашивать Арта, но, может быть, я смогу заставить его признаться.

Я не собиралась им помогать; мой муж был невиновен.

Энджел продолжал настаивать. Он рассказал мне о полицейском досье Арта и о двух годах, которые он провел в «Аттике» и «Оберне» за поджог и кражу со взломом. Я не поверила ни одному его слову. Все эти люди, должно быть, спятили. Я не выходила замуж за бывшего заключенного; не может быть, чтобы я настолько плохо разбиралась в людях.

Шерифу и его прихлебателям не понравилось мое отношение к ним. Это были законченные ублюдки, грубые, высокомерные, властолюбивые. Они были полны решимости заставить меня помогать им. «Ну вы и кретины», – думала я. Я разозлилась, начала кричать и плакать, и они, наконец, отстали от меня.

Арт был напряжен и