как ходить-то? Уйдешь, а тут квартиранты начнут просыпаться. Их завтраком нужно кормить, в училище отправлять. Потом порядок в комнатах наводить. Ладно, что они обедали сами — либо в столовой при училище, либо еще где. Кто-то и вообще сидел голодным до ужина.

На вечерню идти, тут опять-таки мальчишек кормить. Оставить ужин? Опрокинут горшок с кашей, а не то, не дай бог, нашкодят или дом подожгут. Кое-кто уже курить начал, в сенях постоянно окурки находила. Покурят, да еще и потушить забудут. С пятью мальчишками глаз да глаз. Вон, отлучилась как-то по делам, так эти паразиты поймали соседскую кошку и пытались сунуть ее в печную трубу. Дескать — труба, вроде, стала дымить, надо почистить. Кирпичи наверху своротили! Ладно, что кошка вырвалась. Сорванцов пришлось целый вечер от сажи отмывать, печника звать, чтобы трубу чинить. Ремня бы им хорошего по заднице.

Про ремень полностью согласен. За кошку я бы сам всех поубивал.

Хозяйка еще не вернулась, я умылся, почистил зубы — щетка деревянная, мел, именуемый «зубным порошком». Вчера не побрился, сегодня щетина поотросла. Нужно бы воды согреть, но без хозяйки мне с этим не справится. Нет, самовар я сумею поставить — не велика наука, а потом он остынет, опять греть.

Тяжело небритому парню без цивилизации. И воды не согреть. Вздохнул, решил побриться холодной. Мыльная пена не хотела сбиваться, но я заставил. Кое-как побрился — даже и не порезался ни разу.

Русская печка уже протоплена, из нее чем-то вкусно пахнет. Видимо, сегодня Наталья Никифоровна не станет спрашивать — что я хочу на завтрак.

Лоханка под рукомойником почти заполнилась. Пожалуй, нужно на помойку вынести и вылить. Иначе-то совсем свинство.

Кто помойного ведра

В срок свой не выносит,

У того в башке мура,

Морда палки просит[1]!

Я ухватил посудину за деревянные ушки. Кажется силы во мне достаточно, но опасался — не упасть бы, не выронить лоханку. И как это Наталья Никифоровна ее таскает, да еще и не один раз в день? И на вытянутых-то руках.

Вышел в сени, открыл дверь на улицу и столкнулся с хозяйкой.

Наталья Никифоровна — вся просветленная после храма, вытаращилась на меня.

— Да что вы такое творите-то, Иван Александрович! — возмущенно воскликнула женщина, пытаясь одновременно удерживать в руке узелочек с какими-то покупками и отобрать у меня помойную лохань.

— Осторожно! — завопил я в ответ. — Сейчас все разольете, к чертям свинячим.

— Да вы еще и чертыхаетесь⁈ — обалдела хозяйка, выпуская из рук деревянный край.

А я, что-то пробормотав в ответ, пошел выливать помои.

Когда я вернулся и аккуратно поставил пустую посудину на табурет под рукомойником, хозяйка свирепо уставилась на меня.

— Иван Александрович, чтобы больше такого не было!

— Чего, такового-то? — не сразу осознал я — что же такое натворил? — Если за чертыхание, то приношу свои извинения. Чертей и на самом деле не стоит поминать, даже если они свинячьи.

Ждал, что хозяйка сейчас начнет говорить — мол, православный человек не должен поминать всуе нечистую силу, чтобы не привлекать к себе ее внимание. Но нет.

— Да и пес с ними, с чертями-то, — махнула рукой хозяйка. — Я про лоханку вам говорю — не смейте ее больше трогать!

Я оторопело посмотрел на хозяйку, потом перевел взгляд на лохань.

— А что с ней случилось? Все в целости и сохранности. Чего вы войну-то из помойного ведра разводите?

— Иван Александрович, как вы не понимаете-то? Я хозяйка, которая квартиру сдает, а вы квартирант.

— И что такого? — продолжал я недоумевать — Вынес, не переломился.

— Нет, ну как вы не понимаете… — вздохнула Наталья Никифоровна. — Ладно, у меня тут забор высокий, а коли соседи увидят, что потом скажут? Дескать — постояльцев своих заставляю помойные ведра выносить? Ладно, если бы вы мальчишка были, который в Александровском училище учится, но вы же государственный чиновник.

В общем, это опять из какой-то непонятной для меня категории, в которой прописаны социальные статусы и роли. С другой стороны, не шибко я рвусь выносить помойные ведра, поэтому ответил так:

— Виноват. Исправлюсь. Больше такого не повторится.

Мир, кажется, был восстановлен, и хозяйка принялась кормить меня завтраком. Боже ты мой, никогда не думал, что перловая каша может быть вкусной! Мне-то довелось ее есть в армии, думал — перловку возненавижу. Ан, нет. Если перловая крупа потомилась в русской печке, сдобрена сливочным маслом (тут отчего-то говорят — коровье масло), так за уши от тарелки не оттащить.

Выпив ароматного чаю — но на сей раз безо всяких добавок, подумал — может, ну его нафиг и карьеру, и социальные роли? Жениться мне на моей хозяйке, что ли? Коли доведется жениться, то с этой квартиры придется съехать. А где я такую повариху найду? Разница в возрасте — ну, все бывает.

Но все-таки, прямо сейчас делать предложение я не стал. Поблагодарив Наталью Никифоровну — она до сих пор не может привыкнуть к моим благодарностям, пошел в кабинет трудиться. Просмотрю свои Акты, протоколы допросов. И есть еще самое трудное дело — написать письмо матушке.

Когда уходил, Наталья Никифоровна сказала вслед:

— Сегодня на службе жену Карандышева встретила. Мы с ней здоровались раньше. Я подошла, спросить хотела — как там супруг, она морду в сторону отворотила, словно и не знакомы.

— А вы сильно расстроились? — усмехнулся я.

— Сильно, не сильно, но все равно, неприятно, — поморщилась хозяйка. — Я-то ее раньше за приличную женщину считала, она, вон как. Так, ну ее, как вы сказали — к чертям свинячим. Ох, прости господи.

Ну вот, научил свою хозяйку плохому.

Письма — это вообще нечто. Написал я письмо матушке в таком духе, что «у меня все хорошо, служба идет нормально, я здоров — чего и вам желаю, погода стоит дождливая, привет батюшке» и сразу же получил длинную отповедь аж на две страницы. Мою любезную матушку интересовало все. Как меня кормят? Не забываю ли я молиться по утрам и ходить в церковь? Что я читаю? Появились ли у меня друзья в городе? Если появились — то кто такие, чем занимаются? Ношу ли я теплые кальсоны и не забываю ли надевать галоши (да, именно так), не калоши.

Не нужно ли мне что-нибудь прислать? Если со здоровьем какие проблемы, а в череповецких аптеках искомого лекарства нет —