Я вспомнил, что вчера утром мы шли по дорожке, и подумал, что Хоги вырыл могилу где-нибудь невдалеке. 0бшарив опушку леса с карманным фонарем, мы нашли тропинку и пошли в глубь леса.

Эстелла тряслась от страха. Она вцепилась в мою руку так сильно, что позже я обнаружил на руке синяки. Я все время шарил фонариком по сторонам тропинки, пытаясь найти бугорок или свежевзрытую землю. В первый раз мы прошли мимо. Дойдя до конца дорожки, мы повернули обратно, и только тогда я заметил небольшой бугорок размером примерно сто двадцать на шестьдесят сантиметров. На рыхлой земле четко отпечатались следы лопаты. Бугорок напоминал детскую могилку: тот, кто ее вырыл, работал очень аккуратно. Эстелла еще крепче прижалась ко мне и прошептала:

– Эдди, а ведь это действительно похоже на могилу.

– Так оно и есть. Только здесь похоронена обезьяна. По крайней мере, я на это надеюсь. Что же, давай проверим!

– Эдди, умоляю, не делай этого!

– Сначала я отведу тебя домой.

– Нет, если ты твердо решил, я останусь. Буду тебе светить.

– Спасибо. Ты храбрая девочка!

Я передал ей фонарь, и она стала немного в стороне. Я начал рыть землю. Земля была рыхлой, и работа продвигалась быстро. На глубине шестидесяти сантиметров лопата наткнулась на холст. Но я продолжал копать, пока не освободил его от земли по всей длине.

Взяв фонарь у Эстеллы, я сказал ей:

– Тебе лучше отвернуться. Зрелище будет не из приятных.

Я посветил ей, пока она не отошла к дорожке. Она не стала отворачиваться: с такого расстояния все равно ничего нельзя было разглядеть. Мне самому было жутко заглядывать внутрь холста, но я хотел быть полностью уверенным. Из-под холста кое-где выглядывали клочки пироги. Собравшись с духом, я стал на колени, нагнулся и развернул холст.

– Ну как, Эдди? Что ты там нашел? – крикнула Эстелла.

– Это Сьюзи, – ответил я.

Она подошла поближе, и я вернул ей фонарь. Она светила мне, пока я засыпал маленькую яму и приминал рыхлую землю лопатой.

На обратном пути мы не сказали друг другу ни слова. Только когда мы вышли на опушку леса и увидели; ярмарочную площадь с палатками, балаганами, чертовым колесом, у нас немного отлегло от сердца. В небе мирно светила луна, слабо мерцающие окна фургонов навевали спокойствие.

Эстелла взяла меня под руку.

– Давай немного подождем, Эдди. Мне кажется, я сейчас упаду в обморок. Я вся дрожу. У тебя с собой бутылка, которую ты купил в баре?

– О господи, я о нее совершенно забыл! А ведь она пригодилась бы мне, пока я там играл в гробокопателя. Да и сейчас глоточек виски мне не помешает.

Я направил свет на Эстеллу. Она не шутила: ее лицо было бледным как полотно, а тело тряслось, как в ознобе. Конечно, она испугалась еще больше меня. Однако она до-вольно быстро справилась с собой. Я понимал, что ей нужно время, чтобы окончательно успокоиться. Здесь, рядом с мирными огнями ярмарки, вдали от места нашего зловещего приключения, мы оба почувствовали себя лучше. Нам хотелось передохнуть.

– Давай присядем и выпьем немного, – предложил я. Сняв плащ, я расстелил его на земле, положил фонарь и

достал бутылку. Мы оба выпили по глотку: бурбон подействовал гораздо приятнее, чем виски Кэри. Я почувствовал, как теплая волна растеклась по моей груди. Я сделал еще глоток.

– Не жадничай, Эдди. Оставь и мне немножко, я совсем закоченела, – попросила Эстелла.

Я обнял ее одной рукой и передал бутылку. Она тесно прижалась ко мне и сказала:

– Ты такой милый и такой теплый, Эдди. Только помни, никаких глупостей!

– Помню.

Как хорошо было сидеть в тишине и темноте, смотреть на огни ярмарки и ни о чем не думать! И все-таки было бы гораздо лучше, если бы сейчас рядом сидела Рита. Я начал считать дни. Сколько же мы не виделись? Кажется, прошла уже целая вечность. Эстелла вновь передала мне бутылку. Мы не спеша ее высосали: торопиться было некуда.

– Теперь я чувствую себя гораздо лучше, – сказала Эстелла. Все в порядке.

– Хочешь вернуться? – спросил я.

– Если ты сам этого хочешь.

– Я не хочу, – сказал я.

– Я тоже.

Лицо девушки белело в темноте рядом, я чувствовал тепло ее тела. «К черту дружбу», – подумал я и поцеловал Эстеллу. Мы долго не могли оторваться друг от друга.

– Почему ты не поцелуешь меня так, как поцеловал бы Риту? – прошептала она.

Она прочла мои мысли.

– Это было бы нечестно по отношению к тебе, Эстелла, – сказал я.

– А почему бы и нет, Эдди? Совсем не обязательно принимать это всерьез. Можно поцеловаться просто ради удовольствия.

Тут ее мысли совпадали с моими. Но я решил не поддаваться соблазну.

– Пойдем домой, Эстелла, уже поздно.

* * *

Когда я проснулся на следующее утро, дядя Эм сидел на своей кушетке и натягивал носки. У него был взволнованный и озабоченный вид. Хорошо выспавшиеся люди обычно выглядят иначе.

Я слегка привстал, пытаясь понять причину его беспокойства.

– Опять что-то произошло, Эд! Ты слышишь? Я чую что-то неладное.

Я открыл было рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но тут же закрыли внимательно прислушался. Может, после слов дяди Эма воображение у меня разыгралось, но я чувствовал, что в воздухе носилась тревога. Нечто весьма неопределенное: подавленное возбуждение, смешанное со страхом, – такое испытываешь, ожидая раската грома после блеска молнии. Или когда кто-то приходит с плохой новостью, и ты читаешь ее на лице у пришедшего. Ты еще не знаешь, что он скажет, но предчувствуешь несчастье.

Потом а не раз спрашивал себя, откуда у меня взялось это предчувствие – что-то в вопросе дяди Эма и в том, как спешно он одевался, натолкнуло меня на эту мысль.

Еще одно убийство! Кто же на сей раз?

Догадаться было невозможно. Сбросив ноги с кушетки, я начал торопливо одеваться. Конечно, дядя Эм был готов раньше меня, но я попросил его подождать. Мы выскочили из палатки и ринулись к центральной аллее.

Сначала мне показалось, что там было полно полицейских, не менее дюжины. Но присмотревшись, я насчитал шесть полицейских, которые, разбившись на три группы, допрашивали свидетелей. Некоторые из них держали в руках открытые блокноты. Я чуть-чуть отошел и огляделся. По всем признакам центром внимания был негритянский балаган. Возле него стояла кучка негров, мулаток и несколько человек белых. Внутри балагана слышались рыдания какой-то женщины. Я направился к балагану, но