кровища кругом. А я не растерялся и руку перевязал, и кисть оторванную нашел. Потом врачи сказали, что благодаря моим действиям товарищ инвалидом не остался. А Петька потом такие слова мне сказал и плакал на моем плече от счастья, что мне остро захотелось всех вылечить. Это такой максимализм был. Сейчас, конечно, грустно, потому что, как ни старайся, люди болеют и умирают, всех вылечить нельзя. Но я работаю и счастлив, что выбрал именно то, что и есть для меня смысл жизни.

— Значит, ты счастливый человек?

— Безусловно. Точно понять, в чем твое призвание — это и есть счастье, но это определение счастья, естественно, для меня. А для тебя?

— Я его ищу. И счастье, и призвание! И что-то мне подсказывает, что обязательно найду.

— Может, твое призвание — стать Великой Ведьмой всех времен и народов?

— С удовольствием рассмотрю и такой вариант. А что с личной жизнью?

— Тут тоже все просто. Студенческий брак, она — с одного со мной курса, только с другого потока. Поженились, но семьи так и не получилось, мы оказались разными людьми. Пришлось развестись, чтобы не мучить друг друга. Я теперь серьезных отношений стараюсь избегать, максимум секс с медсестрами могу себе позволить.

— Фу, как мне неприятно это слышать…

— Прости, это все уже в прошлом, теперь у меня есть ты!

— И никакого секса с медсестрами?

— Посмотрим на твое поведение.

Я уже поняла его манеру общения и не обиделась, а укусила его за шею.

— Ай, не кусайся! Вдруг твой укус ядовит, а у меня нет антидота.

— Ядовит, еще как! Разве ты не знаешь, в книгах по магии написано… — И я проговорила страшным низким голосом: — Если вас укусит блондинка с разноцветными глазами, ожидайте верной и скорой смерти.

— Я готов принять ее от тебя, но сначала… сначала…

Он поднял меня на руки и отнес в кровать. Как же мне было с ним волшебно. Если и есть магия на свете, то она имеет точное название — любовь. Вихрем пронеслась в голове мысль: «Никогда магическая колода карт не сможет меня сделать настолько счастливой, насколько я счастлива сегодня».

Наступило время обеда, потом ужина, а мы все не вставали с постели, это было сумасшедшее удовольствие для нас обоих.

— Фень, переезжай ко мне! В смысле, давай жить теперь вместе!

— Ты делаешь мне предложение?

— Пока предложение переехать, а там посмотрим, — уклончиво ответил он.

И действительно, чего это я возомнила, что он тотчас же захочет на мне жениться, как Влад. Этого-то я не привораживала. Он прав, куда торопиться, надо пожить, присмотреться друг к другу. «Но, боже, как хочется быть его женой!» — это я подумала, а вслух сказала:

— А у тебя своя квартира?

— Нет, съемная тоже.

— Тогда надо посмотреть, что там у тебя за жилье, может, мне не понравится.

— Не понравится — я могу переехать к тебе, не выгодно нам платить за две квартиры. Ты ведь чувствуешь то же самое сейчас?

Я засмеялась.

— Да, я тоже чувствую, что за две платить — это совсем не выгодно.

— Прекрасно, что у тебя есть чувство юмора, в женщинах это и не такое уж частое качество. Обожаю тебя! Но я имел в виду, чувствуешь ли ты, что мы уже не расстанемся?

— Ага!

— Решено, завтра едем ко мне, ты смотришь и принимаешь решение. — И мы опять нырнули под одеяло.

На следующий день, как и планировали, поехали к Радмилу. Район это был Сокольники, Песочный переулок. Недалеко от парка и метро, место тихое и произвело на меня весьма благостное впечатление.

— Мне уже нравится здесь, Радмильчик!

— Подожди, ты же квартиру не видела.

— Но район твой однозначно лучше моего…

Квартира тоже не подвела. Просторная кухня в белых тонах, чистота в ней царила, как в операционной. Я была этим приятно удивлена.

— А ты чистюля, что ли? — спросила я после осмотра ванной комнаты, где был также идеальный порядок.

— Есть немного. А разве это плохо, Фенечка?

— В разумных пределах неплохо.

В комнате было невероятно уютно, что совершенно несвойственно холостяцкому проживанию. Несколько источников света — у кресла, к примеру, стоял винтажный торшер в шапочке из бежевого абажура. Под креслом расположилась мягкая белая шкурка. Я села в это кресло… и пропала. Оно приобняло меня со всех сторон и не хотело отпускать. От удовольствия пребывания в нем я закрыла глаза.

— Если ты сейчас скажешь, что не хочешь с него вставать, я не удивлюсь, — прочитал мои мысли Шуманский.

— Остаюсь в нем навечно! — немного патетично отозвалась я.

— Я долго его искал. Договаривался с ним, чтобы оно согласилось жить у меня!

Я не верила своим ушам.

— Ты спрашивал согласия у кресла?

— А как же! Оно должно было полюбить меня так же, как я полюбил его. Ведь уютно устроившись в кресле, как ты сейчас, можно писать стихи или полезные статьи, или расположиться с чашечкой чая и взять любимую книжку, можно дремать, наслаждаясь отдыхом после сложного трудового дня, или читать детям сказки…

Не открывая глаз, я представила картину, описываемую Радмилом, и у меня защипало в носу, я так растрогалась, что готова была расплакаться.

«И все-то у него есть: и любимая работа, и любимое кресло, в котором он собрался читать сказки будущим детям», — думала я. И мне очень захотелось быть причастной ко всему этому: к нему, к его креслу и к его жизни с нашими общими детьми — до такой степени, что хоть беги, бери колоду и загадывай желание — быть с ним навсегда, жить, любить и рожать детей.

На меня напал страх, что само собой это может и не получиться, что Радмилу может не понравиться со мной жить и что он никогда не захочет на мне жениться, и что тогда делать? Остаться одинокой и несчастной навсегда? Я открыла глаза, и слезы, их наполнившие, потекли по моим щекам.

— Феня, любимая, почему ты плачешь?

— Я боюсь, что меня не полюбит твое кресло.

— Я тебя люблю, и кресло полюбит, не волнуйся.

Про любовь он сказал мне первый раз, и это прозвучало очень естественно, не пафосно, а по-настоящему. Мне вспомнился Влад, как он стоял голый на колене и делал мне предложение. От этих воспоминаний я рассмеялась. Радмил принял это на свой счет.

— Ты смеешься над моим признанием?

— Нет, не над твоим, что ты… Я тоже тебя люблю! И если ты договоришься насчет меня с креслом, то я была бы счастлива остаться здесь!

— Считай, что уже договорился.

Мы обнялись