— Боишься, — спросил я Ирку.

— Та кивнула.

— Не бойся. Я тебя буду охранять.

— Правда? — спросила она, с надеждой заглядывая мне в глаза.

— Правда. Пошли.

Я взял её за одну руку, тётя Света за другую и мы пошли.

В школе всё было плохо. Мне сразу не понравился непререкаемый повелительный тон учителей, завучей и директора звучавший на линейке, словно плётки загонщиков. И это при том, что они улыбались. Не понравились хулиганы-старшеклассники, выискивающие жертв среди низших по статусу, не понравились крикливые и жеманничающие девчонки, что-то из себя воображавшие, не понравился наш шестой «а» класс.

— Ты чего такой хмурый? –спросил Мишка. — В школу не хочется?

— Не хочется, — буркнул я.

— Боишься, что снова дразнить станут?

— Кто меня дразнить станет?

Мишка скривился.

— Ну, тебя же дразнили.

— За что?

— Ну… За фамилию, там, за двойки.

— А-а-а… Пусть дразнят, — отмахнулся я. — Пофиг. А двоек у меня больше не будет.

— Ну-ну, — сказал Мишка и недоверчиво рассмеялся. — В шестом математика посложнее будет, а ты и дроби не осилил.

— А тебе в падлу было со мной позаниматься? — огрызнулся я.

— Да-а-а… Мы занимались. Ты сам не хотел. «Я сам, я сам», — передразнил он, кривляясь.

Меня, что ли передразнил? Мишка был прав. Женька стыдился того, что с ним занимается его одноклассник. Он вообще был излишне гордый, мой реципиент. Может из-за фамилии. Из-за того, что его постоянно дразнили, он стал таким ранимым? На фотографиях Женика был вечно насупленным. Вот и на прошлогодней классной фотографии Женька стоял хмурый. Вспомнив об этом, я сделал лицо попроще.

— Во! Молодец! — одобрил Мишка. — Пошли они все!

Фамилия «Дряхлов», конечно, так себе подарок на день рождения, но ведь не «Дураков» и не «Малафеев»? Но кличка «Дряхлый» прилипла к Женьке в школе сразу и с этим тоже надо было как-то жить. И дело было даже не в дразнении, а в отношении. Какая девчонка станет дружить с мальчиком, имеющим такую фамилию?

— Да пошли они все! — подумал и я.

— Смотри, смотри, какой здоровый, — Мишка тыкал пальцем на мальчишку выше нас с Мишкой на голову, но стоящего в толпе наших одноклассников. — Ни фига себе. И рожа тупая! Что за…

— Выровнялись все! Подровнялись! Тишина!

Линейка прошла штатно и мы разбрелись по классам. Нашей классной была англичанка, а классная комната находилась на третьем этаже. На классном часе дылду вывели к доске и объявили, что нового мальчика зовут Женя Рошкаль. Рошкаль был выше и, вероятно, сильнее всех наших пацанов, и лицо у него было какое-то не доброе. Он оглядел всех прищуренными глазами и я почувствовал, что мы все «попали».

Оценивая для себя степень риска нахождения среди одноклассников, я обратил внимание на имеющих неопрятный вид гопников Кепова и Симонова. Остальные ребята, вроде бы, были нормальные, но за каждым из них стоял его двор. Где-то наверное дворы, были неорганизованные, как например, наш, но в основном дворы за своих пацанов стояли.

Интересно, что хулиганистые ребята, проживающие в каждом отдельно взятом дворе, сбивались в свои стаи, промышлявшие уголовными преступлениями. И за таких уже стояла так называемая «толпа», в которой руководил свой лидер. Такие группировки на Тихой существовали, но Женька особо про них ничего не знал.

По переглядкам между новеньким и нашими хулиганами я понял, что они друг друга знают, но скорее всего, находятся в конфронтации.

— Ничего, — подумал я. — Ворон ворону глаз не выклюет. Они друг с другом сговорятся. А страдать будут простые мальчишки и девчонки. Я сейчас был потенциальным и основным объектом насмешек и издевательств. Риски были высоки, и я к ним ещё совсем не был готов. Да-а-а…

А потом началось. Каждый следующий учитель напоминал мне о том, что в предыдущем году меня перевели в этот класс, пойдя навстречу просьбам моей матери и интересовался, готовился ли я летом к новому учебному году. Об этом спросила классная руководитель, математичка, историчка, географиня и русыня. Как я понял, завтра опрос и унижение должен был продолжиться, поэтому после уроков я подошёл к нашей классной и попросил её организовать мой опрос по предметам пятого класса, а не позорить меня перед одноклассниками.

Рагиня, такую фамилию носила наша классная (и чем она лучше моей?), удивилась.

— Кто это тебя позорит, Дряхлов?

— Вы меня позорите, Надежда Петровна и все другие учителя. Позорите перед одноклассниками. И подрываете мою самооценку.

— Чем же мы тебя позорим, Дряхлов? — вызывающе спросила классная. — И где ты таких умных слов нахватался⁈

— Ну, во-первых не Дряхлов, а Женя. Я же вас не зову, Рагиня. А позорите вы меня своим пренебрежением и неуважением ко мне. Ваша обязанность давать знания и проверять их усвояемость учениками, не умоляя, между прочим, их человеческого достоинства.

— Чего? — выпучила глаза классная. — Ты белены объелся, Дряхлов? Ты с чего это взял, что можешь рассуждать об обязанностях учителей? Ты кто такой, Дряхлов?

— С вашего позволения, Надежда Петровна, — я Евгений Валентинович.

— Выйди вон и завтра без матери в школу не приходи.

— Мать моя работает на режимном предприятии и не может так просто оставить своё рабочее место по прихоти хоть и классного руководителя, но простой учительницы. Мать в школу завтра не придёт. Хотите, сразу собирайте педсовет. Так даже лучше будет. А на занятия я ходить буду. А если меня перестанут допускать до уроков, напишу жалобу в РОНО о лишении меня права всеобщеобязательного восьмилетнего образования, предоставленного мне сто двадцать первой статьёй конституции СССР.

— Завтра…

Она задохнулась от гнева.

— Завтра же на педсовет.

— Отлично, — сказал я. — Могу идти?

— Пошёл вон.

— О вашем персональном неуважительном отношении к ученикам я изложу в своей жалобе, которую сегодня же отправлю куда следует.

Женька не любил свою классную, за то, что та не любила его. Проанализировав сложившиеся меж ними отношения, я предположил, что Женькина фамилия раздражала классную и напоминала ей о её фамилии. Она, наверное, тоже страдала из-за своей некрасивой фамилии, предполагая, как её называют детишки, и поднимала свою самооценку за счёт произнесения Женькиной фамилии. Хотя, на мой взгляд, при фамилии Рагиня, прозвище излишне.

Я вышел и отправился домой. Завтра в расписании стояли: