Шрифт:
Закладка:
– Дык… Ну а как же иначе? Коли у тетки энтой все на лице написано, один раз взглянешь, так и тянет документ потребовать! А капуста у ней все равно квелая…
Пока они там препирались, я снял со стены тяжелую саблю, царский подарок, и повесил на плечо. В прошлый раз вон не взял, так, если бы не Митькина силища да умение колом от волков отмахиваться, запросто получил бы штырь под ребро. Правда, фехтовать я ею не умею, но ведь, может, и не придется.
В ступе, конечно, не летал сроду. Она была выдолблена из цельного дуба, достаточно вместительна для двоих, украшена резьбой и для пущей надежности скреплена железными обручами. Полет производился поздно ночью, чтобы не привлекать чрезмерного внимания соседей. Митька с помощью двух лестниц установил эту дубовую дуру прямо на трубу нашего терема, нам пришлось карабкаться туда же. Я садился первым, влез почти по пояс, возможно, все-таки не вывалюсь. За моей спиной пристроилась Баба Яга с помелом. Стало заметно теснее.
– Счастливого пути, воевода-батюшка! Я тут пригляжу за правопорядком, вы уж не сомневайтеся. Все как есть справлю в лучшем виде.
– Надеюсь… – закашлялся я, поскольку Яга, замахав помелом, сбила с трубы пыль и пепел. – Мы ненадолго, так что особенно не напрягайся, к завтрашнему вечеру уже будем дома.
– Летим, – буркнула Яга, и мы стали плавно подниматься в воздух. Митька до последнего прыгал внизу, размахивая шапкой, и вопил:
– Оправдаю! Не подведу! Отслужу на благо всего Отечества!
Ступа легко несла нас вперед, движимая неизвестной мне нечистой силой. Старушка вела ее на небольшой высоте, мы едва не касались днищем верхушек леса, ориентируясь по звездам. Скорость ступа давала совершенно для меня непонятную. Вроде бы не больше десяти километров в час, но пейзаж внизу менялся настолько разительно, что это казалось нереальным. Возможно, я просто не мог толком приглядеться в темноте, вот и мерещилось неизвестно что… Через пару часов такого полета Яга па бреющем стала усаживать ступу на высокую песчаную гору, торчавшую в дремучем лесу, как тонзура доминиканского монаха. Местечко довольно неуютное, неухоженное какое-то, повсюду запах серы и паленой шерсти.
– Кощей небось опять кошек варит. Вонь-то какая, а?
– Да, жаль, что у вас тут противогазы еще не изобрели… Что делает?!! – не сразу уловил я.
– Кошек, говорю, в котле варит. Черных, – доходчиво попыталась объяснить Яга. – Зелье готовит шамаханское, знать, и вправду он – в энтом деле голова.
– Но зачем?
– Тут, видишь ли, Никитушка, вопрос сложный, колдовской. Кошка, она животная древняя, тайная, большой магией наделенная. Волшебства в ней поболе, чем в любом другом звере. Вот Кощей по всему свету кошек черной масти ловит да в котле чугунном, на семи огнях, из них страшной силы зелье готовит. На доброе дело оно бесполезное, для обычного человека так и вовсе сущий яд, а вот для шамаханов безбожных – это ровно нектар райский. Они идолу Кощееву молятся, о помощи да защите его просят, а опосля мессы энтой гадостью и причащаются. Оттого многие из них в силу входят и личину людскую на себя принимают.
– Вроде как в церквах по ложке кагора дают?
– Да, вроде того. Я сама энтот кисель из кошек отродясь не пробовала, но есть у меня пара знакомых леших, что хлебнули случайно, не разглядев, так, говорят, едва глаза от боли не лопнули! Зато через часок так хорошо стало… Легко-легко, над головой небо с облаками, и лети ты, куда душа пожелает!
– Наркотик, – с ходу определил я.
– Дурман, – по-своему переиначила бабка.
Мы оттащили ступу в сторону и замаскировали песком в ближайшей ложбине. Интересно, что же надо добавлять в котел, чтобы из безобидных кошек получился сильнейший галлюциногенный препарат, способный, ко всему прочему, воздействовать на зрительное восприятие окружающих, заставляя их принимать кажущуюся личину за настоящее лицо? Или же сам препарат действительно позволяет менять структуру тела, трансформируя костную основу, мышечную ткань, волосы, ногти и чего там еще есть? Надо будет обсудить по возвращении в кругу специалистов – для проведения следственной экспертизы это очень важный вопрос.
– Ну, Никитушка, уж тут ты стой столбом, а я колдовать буду. – Баба Яга засучила рукава и начала быстро-быстро бормотать слова, показавшиеся мне полной ахинеей: – Мать-Сыра Земля, золотой песок, глина красная, расступитеся! Двери тайные, окаянные, глазу скрытые, отворитеся! Золотой песок – не осыпался, глина красная – удержалася, Мать-Сыра Земля черным ходом вниз указала путь по ступенечкам…
К некоторому моему удивлению, песок действительно зашевелился. Я говорю «к некоторому», потому что всерьез удивляться происходящему было уже невозможно. После всего, на что мне довелось понаглядеться за последние дни, начиная с шамаханских рогов и заканчивая полетами в ступе с помелом… Не думаю, чтоб подобные впечатления выпадали еще хоть одному московскому милиционеру.
Через минуту в земле открылась здоровенная темная дыра, при лунном свете едва угадывались круто ведущие в темноту ступени.
– Пора, сыскной воевода. Не заробеешь?
– Не первый раз к уголовникам в логово лезу! – почему-то соврал я.
Бабка понимающе кивнула и первая шагнула вниз:
– Держись следом, Никитушка. Да сабельку-то не вынимай, не с руки она тебе, не ровен час, еще поцарапаешься…
Спуск вниз, в глубь горы представлял собой яркий зрелищный вариант польского «Луна-парка». Знаете, там еще есть такая пещера ужасов. Едешь по ней в колясочке, а со стен разные тряпичные ужастики на тебя пялятся… Так вот, мы проходили нечто подобное, с той лишь разницей, что существа, скалившие на нас зубы, несомненно были настоящие. Я неоднократно порывался выхватить саблю и съездить царским подарком хоть кому-нибудь в пятак. Под ногами шипели странные змеи, толстые, как докторская колбаса, с зубами на манер кривых гвоздей и горящими красными
