Девушка громко ахнула, затем застонала.

Это был не стон боли.

Стоны усилились, громкие и безудержные, дыхание девушки звучало как короткие и страстные вздохи.

Я подумал о тех фото на стенах, о тысячах фотографий. Неужели все те женщины это делали? Видимо, да.

По словам девочки, мать рассказала ей что и как надо делать. А насчет остальных, как они об этом узнали? Тоже мама рассказала?

Сколько женщин знали об этой лачуге?

Все женщины Южной Калифорнии?

У меня выступили мурашки на руках и на шее. Это было неправильно, это было неестественно, и я испугался вместо того, чтобы возбудиться. Я не понимал, что происходит, и не хотел понимать.

Джули

Я поймал себя на мысли, что думаю о загадочных тайных сообществах, о фильмах ужасов и о романах про извечные тайны женщин и про их секреты, которыми они никогда не смогут поделиться с мужчинами. Вспомнил…

Стефани

… что мужчин, пытавшихся вторгнуться в эти тайны, всегда убивали.

Если Джули знает, значит и Стефани знает. Они же лучшие подруги.

Мои мысли пронзило понимание. Я был уверен, что Стефани во всем этом не участвует, но, может, я ошибаюсь. Может, она уже сделала это. Может, её фотография тоже где-то здесь. Или, возможно, здесь была её мать. Ведь Стефани и её мать родились в Лос-Анджелесе.

Но Стефани была религиозной. Она была христианка. И девственница.

Хотя девушка на камне тоже была девственницей. Видимо, это необходимое условие.

Наверное Джули тоже была девственницей, до того как пришла сюда.

Я засел в коробку ещё глубже.

Девушка на камне простонала в последний раз. Я услышал, как она спрыгнула на землю, а затем сарай наполнился смехом и разговорами, когда девушку начали поздравлять.

— Как ты себя чувствуешь?

— Я никогда не забуду, как это происходило. Величайший момент в моей жизни.

— Разве это не было чудесно?

— Ты почувствовала Его присутствие?

Девушка торжественно подписала своё фото и повесила где-то на одной из стен.

В итоге, примерно через треть часа все ушли.

Я просидел в коробке ещё минут пять, чтобы увериться в безопасности, затем медленно и с трудом поднялся. Дотянулся до коробки Мэтта и стукнул:

— Вылазь, — сказал я. — Давай валить нахрен отсюда.

Я глянул на баллонный ключ. Даже в тусклом свете сарая, он влажно и поблескивал.

Мне было интересно, куда девушка прикрепила своё фото. Мэтт молча вылез из коробки. Взяв лопаты, он вышел за дверь. Я недолго постоял в одиночестве, оглядывая стены со слоями перекрывающих друг друга фотографий. Интересно, Стефани тоже где-то здесь?

Она трахнула себя баллонным ключом Джеймса Дина? По спине пробежал холодок; я вдруг понял, что остался в маленькой постройке совсем один и поспешил на улицу.

К машине мы шли молча. Когда мы добрались до парковки, я открыл багажник и Мэтт бросил лопаты внутрь. По дороге домой мы не разговаривали.

Увидев Стефани на следующий день, я размышлял: стоит ли спрашивать её о сарае. Знает ли Стеф о нем, или нет: этот вопрос мучил, заставляя разум рисовать всевозможные сцены ужасов и извращений. Но в итоге я ничего не спросил. Я решил, что не хочу этого знать. Неделю спустя я обнаружил у нее в комоде обнаженное фото.

Стефани была в ванной, готовилась к нашему свиданию; ну, а я, как обычно, лазил в её вещах. Фото лежало прямо на трусиках. Я осторожно взял его. До сих пор я ни разу не видел Стеф обнаженной; хотя несколько дней назад, на заднем сиденье машины, мне удалось оголить её грудь. Я тщательно изучал фотографию. Стефани сидела вытянув ноги и согнув их в коленях: розовые губки её влагалища были отлично видны.

Она была побрита.

Я услышал, как дверь в ванную открылась и на мгновение задумался: стоит ли показать ей фото. Кто её фотографировал? Она сделала это сама, с помощью таймера на камере? Это сделал какой-то парень? Или девушка? Но я почти инстинктивно бросил фото поверх её трусиков, поспешил обратно на кровать и быстро схватил журнал, притворяясь будто читаю.

Дверь открылась, я поднял взгляд.

Комод все ещё был открыт.

Я забыл закрыть его.

Стеф сразу же это заметила. Она посмотрела на комод, затем на меня, я улыбнулся ей, изображая абсолютную невинность, делая вид, что ничего не видел. Она улыбнулась мне в ответ и невзначай закрыла комод.

Стефани прошла по комнате и присела ко мне на кровать.

— Я забыла тебе сказать, — начала она. — Свидание в следующую субботу отменяется.

— Почему?

— Кое-кто приедет.

Я отбросил журнал в сторону:

— Но мы же давно собирались поехать в Диснейленд.

Она приобняла меня.

— Я знаю, но моя мама и несколько её подруг хотят устроить нечто вроде пикника, и я должна пойти с ними.

У меня во рту внезапно пересохло. Я попытался облизнуть мои губы.

— Куда?

— В Гриффит-Парк.

— Можно я тоже поеду?

Она покачала головой.

— Боюсь, что нет. Это только для нас, для девочек.

— Я не буду…

— Нет. — она улыбнулась и ущипнула меня за нос. — Ревнуешь?

Я посмотрел на нее, посмотрел на закрытый комод, задумался на секунду и покачал головой.

— Нет. — медленно сказал я. — Думаю, нет.

— На следующей неделе мы с тобой совершим нечто особенное. Только ты и я.

— Это что же?

— Увидишь.

— Ты уже что-то задумала?

Стефани кивнула.

— Хорошо. — сказал я.

Мы поцеловались.

Перевод: Сергей Фатеев

Кожа

Bentley Little, «Skin», 1988

Я очень любил придорожные аттракционы, вышедшие в обилии из Южной пустыни в шестидесятые. В детстве родители иногда возили меня в такие места имеющие историческую ценность, но только в самые крупные, минуя захудалые.

Я же запасался брошюрами и проспектами всех-всех туристических точек в проезжих отелях. Планировал, что когда вырасту, обязательно посещу их самостоятельно.

Но по прошествии лет, многие из них просто исчезли. «Кожа» — это моя дань уважения тем несбывшимся поездкам. И все же, я не сержусь на родителей. Дом в «Коже» тоже имеет очень важное историческое значение. И семье из рассказа не следовало в него заходить.

* * *

Бежево-белый указатель на краю дороги казался крошечным и хоть Эд и был в контактных линзах, ничего разобрать так и не смог. Поэтому он притормозил, поравнявшись с указателем.

— Что там? — обратился к Бобетт.

— Пишут: «Историко-архитектурный памятник. Дом Чапмэнов. Одна миля.»

Эд обернулся к детям.

— Остановимся?

— Ага — сказала Пэм.

Эда неопределенно пожала плечами.

— Значит сделаем остановку.

Эд ехал медленно, позволяя другим легковушкам и грузовикам