— А ему что, из-за таких идиотов, как ты, при полном параде ходить⁈ Может адъютанта себе завести? А? Тут же у нас есть один дурачок, который на закрытой от посторонних территории директора школы перепутал…С кем? Вот даже интересно. С кем ты мог перепутать товарища Шарманазашвили Владимир Харитоновича? С лесорубом? С охотником? С дачникам? Так у него, вроде, ни ружья, ни топора, ни удочки при себе не было…

— Думал, он просто учитель…– Я недовольно покосился на Клячина и отвернулся в противоположную сторону.

Взрослый человек, коим по сути я и являюсь, несмотря на внешний вид, категорически отказывался принимать тот факт, что на меня орет какой-то левый мужик. Даже если за дело.

— Просто…– Николай Николаевич покачал головой, недоумевая, и развел руками в стороны. — Он просто думал…что это просто учитель…Реутов, у тебя точно башка отбитая. Ты скажи, вас тут кто учить будет? Макаренко твой? Ты чему вообще собрался учиться? Как коровам хвосты крутить? Откуда здесь «просто» учителя возьмутся? У-у-у-у…Контра…

Чекист согнул руку в локте и замахнулся от плеча, но я сразу понял, он не ударит. Это — так, воспитательный момент. Да и злой он был, конечно. На эмоциях. Я даже испытал легкое чувство неуместной гордости за то, что довел Клячина до белого каления. Клячина, который с блатной шпаной на раз-два вопрос решил. Но сейчас, благодаря мне, Николай Николаевич явно капитально вышел из себя.

Когда ситуация немного разъяснилась и стало понятно, что товарищ с усиками — директор школы, а я, собственно говоря, сейчас этому директору всякую хрень говорил, да еще и отпихнул, Клячин аж в лице изменился. Хотя, я в корне был не согласен с формулировкой «отпихнул». На ней настаивал товарищ Шар-ма-на-за-шви-ли…Твою ж мать…Что за ужасная фамилия.

— За мной! — Процедил Клячин, развернулся и пошел за директором, который предложил чекисту обсудить сложившуюся ситуацию.

Конечно, Владимир Харитонович использовал совсем другие выражения, в больше мере почти матерные, но мы люди культурные, глупости повторять не будем. Поэтому, да. Обсудить ситуацию.

В итоге, директор шел по коридору здания, за ним топал Клячин. За Клячиным — я. В тишине гулко раздавались наши шаги. Наверное, из-за того, что пол здесь тоже был деревянный, выстланный крашеными досками.

В кабинет меня, естественно, не позвали. Велели ждать возле двери. Клячин велел. Директор школы со мной больше вообще не говорил ни о чем.

Но я человек негордый, с принципами у меня тоже отношения хорошие, я их нагнуть могу в ту сторону, куда мне надо. Поэтому, без малейших сомнений попытался подслушать разговор двух чекистов. Ясное дело, если Николай Николаевич назвал его капитаном госбезопасности, этот товарищ с трудно произносимой фамилией тоже из НКВД будет.

Однако, с подслушкой идея оказалась не очень. Я не смог разобрать ни слова. Дом деревянный, а двери, словно из бетона. Ни черта не слышно. До меня доносился только бубнеж то Клячина, то директора. Причём, я бы не сказал, что последний отчитывает Николая Николаевича или ругает. Их бубнеж становился громче по очереди. Сначала, вроде, Владимир Харитонович наехал на моего опекуна. Потом тот начал в ответ что-то резко и грубо говорить. В общем, несмотря на разные звания, беседовали они, можно сказать, на равных.

Единственное, что я смог четко разобрать, это фамилию Бекетова. И судя по тому, как произнёс ее Николай Николаевич, эта фамилия играла роль весомого аргумента.

Переговоры шли минут десять, а то и пятнадцать. Я задолбался ошиваться под дверью. Наконец, створка распахнулась, и в коридоре появился красный, как рак, Клячин.

— Идём! — Коротко бросил он, а затем отправился на улицу.

Даже не оглянулся. Я, само собой, рванул следом. Но сначала осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Директор стоял возле большого окна, заложив руки за спину, и смотрел на улицу.

— Ну, и ладненько…– Тихо прошептал я себе под нос, а вот уже потом побежал догонять Клячина.

Просто он с таким зверским лицом выскочил из кабинета, будто только что собственноручно придушил товарища Шарманазашвили.

Едва мы оказались на улице, Клячин с ходу завел свою шарманку. Про кретина, про дебила, про «скотины кусок».

Я привел в свою защиту единственное оправдание. Что реально принял капитана госбезопасности за учителя. Потому что вот он, в отличие от того же Николая Николаевича, на чекиста совсем не похож. Взгляд поумнее будет.

— Чего-о-о⁈ — Снова взвился Клячин. — Поумнее взгляд, говоришь⁈ Поумнее, чем у кого? А?

— Товарищ старший лейтенант государственной безопасности, Вы повторяетесь…Вопрос «чего?» был задан Вами за последние несколько минут четыре раза.

— Чег… — Начал было Николай Николаевич, но тут же сообразил, что рискует число четыре превратить в пять.

Он замолчал, уставившись на меня гневным взглядом. Минуты две-три мы играли в «гляделки». Не выдержал первым чекист.

— Тьфу ты! — Николай Николаевич снова в сердцах плюнул в кусты. — Подсуропил мне товарищ Бекетов головную боль на старости лет.

— Да хватит Вам, товарищ старший лейтенант государственной… Черт…– Я оглянулся по сторонам, проверяя наличие свидетелей, а затем сделал шаг ближе к чекисту и, понизив голос, спросил. — Вообще не против субординации. Даже, можно сказать,– «за». Но можно я Вас наедине все-таки буду Николаем Николаевичем называть? Не только когда чаевничаем. Честное слово, язык уже в фигурную ду́лю завернулся от всех этих званий.

Клячин помолчал пару секунд, а потом махнул рукой.

— Черт с тобой, Реутов. Наедине — можно. Идем, провожу тебя к бараку. — Николай Николаевич, договорив, направился к углу здания, за который он явно собирался завернуть.

— Барак? — Удивлённо переспросил я его в спину.

Потом повернулся к двухэтажному зданию, возле которого мы стояли, посмотрел на него с тоской. Вполне себе добротный дом. Приличный. Я так понял, на первом этаже — что-то типа учебных классов и служебных помещений, а на втором — спальни. На черта нам в барак? Что за гадство? Хоть когда-нибудь в этой новой жизни мне удастся жить в уюте?

— Ну⁈ Ты идёшь? — Оглянулся Николай Николаевич.

Пришлось топать следом.

— Почему барак? — Спросил я чекиста, как только догнал его.

— Некоторое время будете жить отдельно. — Очень туманно ответил Клячин.

Почему отдельно? Не понятно. Типа, рылом не вышли, что ли? Чекист высказался во множественном числе — будете. Значит, не я один, а все. Как