мы едва ли не вернули ее с того света, реанимируя. А скорую вызвали, но боялись, что те не поедут. "И действительно, они приехали несколько минут назад, когда в их помощи уже не было нужды"- добавил доктор, поглядывая на меня. А затем ещё и выписанная премия вкупе с недельным отпуском для поправки здоровья и оплаченное такси до дома вконец уверили девушку в том, что мы- ее ангелы-хранители.

Естественно, я стал постоянно заказывать эту хрень. Пускай дорого, пускай поставки нерегулярны- все же из-за океана везли. Но и эффект был ошеломляющим, и особым кайфом было платить деньгами сноба — папочки за то, что рушит к херам жизнь его так горячо любимой дочери.

Вообще, поведи он себя в тот день иначе, возможно, я бы не стал так отыгрываться на Милане. К ней у меня не было ни ненависти, ни обиды. Первое время мне даже льстили ее слепая любовь и восхищение, ее желание во всем мне угодить. Она даже без капли сомнения отдалась мне по первому слову, когда я будто бы невзначай бросил, что начинаю сомневаться в её любви ко мне и готовности выйти за меня. Ведь никаких серьезных шагов в этом направлении нет. Если она разлюбила, но боится в этом признаться, я буду сильнее за нас обоих. И поэтому, считаю, что она свободна. Надо было видеть, какой ужас отразился тогда в её глазах, с каким пылом она заверяла меня в своей искренней любви. А через день пригласила меня к себе домой, вечером, когда её отец должен был быть на мероприятии как минимум до полуночи.

И отдалась мне, тихо поскуливая от боли, когда я таранил ее целочку. Вид ее искаженного судорогами боли лица, кровь на моем члене — все это подействовало на меня точно разряд молнии. Оргазм был невероятный.

Ну, естественно, после этого я позволил " убедить" себя в её любви ещё раз, на этот раз и ротиком. А после заявил, что она или становится моей женой, или я забираю её с собой без всякого отцовского разрешения. Задрожав всем телом, Мила прошептала тогда, что поговорит с отцом окончательно. И не обманула — этот старый " Рокфеллер" действительно пригласил меня к себе. Я видел, как его корежило, как резала без ножа изнутри мысль о том, что придется отдать дочь мне, а не какому-нибудь богатому выскочке его круга. Но, естественно, я играл. Играл как в последний день жизни. " Я люблю вашу дочь!", " Я обеспечу ей лучшее будущее и без ваших денег "(ага, конечно. Да нахер она мне не сдалась без них), " Мы уже все решили, ваше одобрение нужно лишь из-за её любви и уважения к вам". Роль пылкого и честного влюбленного мне, думаю, удалась не особо. Потому что Юрьев тогда, взмахом руки прервав мои душевные излияния, достал из ящика стола увесистую черную папку и пухлый белый конверт.

"Здесь досье на тебя и твоего отца. Сколько ты хочешь за то, чтобы ты исчез из жизни моей дочери". В тот момент, наверно, единственный раз, когда я был на грани того, чтобы просто взять деньги. Но и долги отца, и понимание того, что в моем случае эти деньги мало что изменят, подарив мне в лучшем случае просто пару месяцев безбедной жизни, заставили меня наотрез отказаться от его предложения. Тогда Юрьев вышел из себя. Эта старая сволочь высказал все, что обо мне думал. Нисколько не стесняясь в выражениях. Даже наоборот — будто осознавая свое поражение, он, напоследок, говорил такие вещи, что я еле сдерживался, чтобы не сжать его дряблую шею руками, заставляя биться в конвульсиях до тех пор, пока его глаза не вылезут из орбит, а мерзкий язык не распухнет и посинеет, вывалившись из перекошенного судорогой рта.

Но я молчал. Молчал, прогоняя перед глазами картинки с Милой, сжимающей губы от боли, пока я вдалбливаюсь все глубже и глубже в её узенькую щёлку. Это и давало сил не сорваться. Пускай папаша несёт, что пожелает. Победителем всё равно останется не он.

Но я не учел хитрости старого выбл…дка- он грамотно составил завещание. Точно знал, что ему недолго осталось. Лучшие из нанятых мною после того, как любимый тесть сыграл-таки в ящик, юристов не смогли ничего с этим поделать. Он просто взял и перекинул всё денежки в благотворительный фонд, созданный им же. А директором поставил любимую доченьку. Естественно, денежками она была вольна распоряжаться как пожелает. Вот только в случае её смерти мне не досталось бы ни копейки. Мне повезло лишь в том, что он умер раньше, чем сообщил дочери о фонде. Поэтому я и мог подсовывать ей на подпись бумаги, придумав, что фонд открыл я, в честь её так рано нас покинувшего отца, которого своими методами сумел не особо законно поставить учредителем. И то, лишь ради его памяти. Чтобы имя прославить в веках, и дело- они же вместе с папашей всю эту хрень благотворительную начинали.

Жена расплакалась от моего благородства. И потом подписывала всё, что я приносил. Туда нужно немного денег-сюда. Я не мог подставить себя, заставив её вывести сразу все денежки из фонда. И вскрыться всё может, и Милана, что исчезла бы по одному из ранее продуманных сценариев, навела бы даже самого безмозглого следователя на мысль о моей причастности.

Но потом и это надоело- бизнес по доверенности, многие партнёры, видевшие отношение ее папаши ко мне, когда тот был жив, не воспринимали меня всерьёз. Деньги должен доить по капле, то тут схитрив, то там.

Старые обиды нахлынули с новой силой — и презрение Юрьева, и то, с каким видом он проходил половину свадебный церемонии, а после и вовсе уехал, сославшись на неотложные дела. И то, как он обставил меня в вопросе наследства- точно предполагал, что я причиню вред его драгоценной дочурка, что в свои годы даже целоваться нормально не умела. Тыкалась с закрытыми глазами, чуть приоткрыв рот, в мои губы. А мне приходилось терпеть и 'восхищаться ' тем, что она такая неискушенная. Естественно, если никому не сдалась, чтобы искушать

***

— Мила, иди в спальню. — скомандовал я жене. Та, вставая с кресла, прямо так, в расстегнутом платье, как сомнамбула, еле передвигая ноги, направилась к своей спальне. В последнее время она стала мне надоедать своей инертностью и вечной сонливостью. Точно телку в глубокой в коме трахаю. Да и недавно я познакомился с обалденной девочкой.