Шрифт:
Закладка:
Все сразу надвинулись поближе.
— Да, верно.
— А нельзя ли нам вот здесь установить дополнительную дверь? В таком случае мы с мамой будем жить как бы в общей квартире. Пусть разделённой на две, но по сути — вместе. И если возникнут какие-то вопросы — вы сделали всё, что могли в данных условиях. Обеспечили совместное проживание.
— А действительно, — сказал кто-то из комиссии. — Ну-ка, Николай Петрович, глянь!
Из последних рядов протолкался мужик, заглянул через плечо тётеньки с гнездом:
— А что, это с… можно! На этом… этаже никаких там… нету этих… — дядьке явно не хватало связок в речи. — Можно и поставить б… дверь, ети её…
— Значит, выпиши дверь и поставь, распоряжение будет, — сказал ещё один дядька.
— Вот видите, — обрадовалась главная тётя, — одна голова — хорошо, — «А две — мутант…» — подумала я, но тётя продолжила в духе времени: — а коллектив — сила! В таком случае, в оба техпа́спорта будут внесены соответствующие изменения и переданы через местком. Через недельку зайдёте, заберёте.
Комиссия немедленно пришла в весьма благостное расположение духа. Ордера вручали торжественно, с пожиманием рук. Дядька в роговых очках фотографировал эти знаменательные моменты, впрочем, как и всю процедуру. И тут кто-то умный предложил, раз уж так всё здорово получилось, выйти на улицу, чтобы финально сфотографироваться всем вместе, с малышнёй и со всеми этими товарищами партийцами, а то в квартире нам было больно уж тесно.
На улице мы поймали соседа, который пару раз щёлкнул всю толпу, так что дядька в очках тоже был запечатлён для истории (я надеюсь, что случайный «фотограф» не сбил никакие настройки, а то это вам не телефоном снимать и даже не кодаковской «мыльницей», тут техника сложная, почти как космический корабль, а результат будет известен только после проявки). Отдельные граждане пожелали сфотографироваться персонально с бабушкой, некоторые — с молодыми мамами и их пупсиками, а кое-кто — даже со мной.
Короче, нафотались мы всем составом в разнообразных комбинациях, пока плёнка не кончилась.
— Вы нам хоть парочку фотографий подкиньте на память, — лучезарно улыбнулась я дядьке в очках.
— Конечно-конечно, — радушно ответил он. — В пятницу, через неделю, подходи на заседание месткома, я подготовлю.
Фотограф-любитель, однако.
Вокруг нас снова собралась толпа. Соседи выглядывали с балконов, спрашивали: что случилось? Многие поздравляли. Кое-кто, разумеется, и завидовал тоже, но тут уж что поделаешь. В конце концов мы распрощались с исполкомовцами и пошли домой. Чувства переполняли всех просто через край!
Даша смотрела в свой ордер, осознавая масштабы:
— Сорок четыре… Это ж какая у нас квартира будет?
— Ну, смотри, — сказал Наиль, — Эта у нас сорок восемь — вся.
— А та сорок четыре только жилой! — поднял палец Женя. — А ещё коридор…
— И туалет, и кухня! — торжествующе подхватила мама.
Я думала, Даша от волнения задохнётся. И предложила:
— Наиль, пошли в магазин? Надо хоть шампанского бутылочку купить. А мне лимонада.
Отметить.
Потом мы немного успокоились, и все вместе, даже бабушка, прогулялись до двадцать второго дома. Стоял он в самом низу Юбилейнской сопки, у дороги.
— Болото рядом, — цыкнула зубом бабушка. — Летом комаров будет…
— Да не будет сильно много, — рассудительно сказал Наиль, — подъезды-то сюда, на сухую сторону.
— А если на девятом этаже квартира? — испугалась вдруг бабушка.
— Так лифты же! — хором воскликнули мама с Женей.
— А сломаются они?
— Ну, всё! — драматическим голосом возвестила я. — Будешь сидеть как царевна Несмеяна в башне, пока Сивка-бурка не прилетит.
Все засмеялись, и бабушка сбавила накал волнения.
Мы стояли на пригорке, около стоящей выше по склону пятиэтажки, и с этого возвышения хорошо просматривался весь двор последней достраивающейся секции, огороженный секционным бетонным забором. Отсюда было отлично видно все движения внутри ограды; судя по всему, шла финальная подчистка территории.
Что могу сказать, особым благоустройством здесь не пахло. Строители строили. В их компетенцию входило собрать за собой «отходы производства», организовать бордюры вокруг предполагаемых газонов и подъездную дорогу к дому. И то я была не уверена, что это та же служба работает, может, какие-нибудь автодорожники.
А вот установкой качелей, песочниц и грибков над ними, равно как и лавочек, должно было заняться домоуправление — позже, когда дом будет сдан. Деревья вообще, сколько себя помню, высаживали сами жители, иногда с грузовиков Горзеленхоза, внезапно приезжавших с саженцами (и тогда со всех окрестных дворов наперегонки мчались жильцы, стремясь ухватить что-нибудь «элитное» типа яблоньки-дички), но чаще договариваясь между собой и прогуливаясь с соседями до ближайшего лесочка, выкопать небольшое подходящее деревце. Сильно котировались деревья и кусты цветущие: сирень, черёмуха, рябина…
Что касается прочего, то на верхних этажах были распахнуты окна, и девушки в синих спецовках красили рамы. Запах краски периодически доносило порывами ветра.
Интересно, что ещё собираются делать целый месяц? Хотя, мы же не знаем, что там с потрохами. Электрика, сантехника. Может, и полы ещё черновые? Что они нам, интересно, положат? Вряд ли паркет. Линолеум, скорее всего.
Вообще, обычно людей заселяли в полностью готовые к проживанию квартиры. Да, как правило, без изысков. Хотя иногда (как всегда, непредсказуемо) новых жильцов могли поразить выложенным вместо досок паркетом или, скажем, фендибо́берными обоями. Видать, что на складах оказалось, тем и отделывали.
Но иногда случались и обратные казусы. Наших вот когда со старой квартиры расселяли, торопились очень. Предполагаю, что те дома на Красноказачьей должны были срочно сносить. И люди переехали в новый дом, в котором — внимание! — не были подведены ни свет, ни вода. Внезапно, да? Хорошо, лето.
За водой приходилось бегать метров за триста пятьдесят, на колонку у частного сектора. Но с этой проблемой ударно справились недели за две. А вот готовить на кострах жильцы продолжали чуть не до середины сентября — Юбилейный вообще не газифицирован, во всех квартирах электроплиты. Экстрим натуральный. Потом электричество подвели, но за эти три-четыре месяца жильцы успели удивительно сдружиться и сплотиться, так что иной раз, то, что не убивает, действительно делает нас сильнее.
Но больше про такие фокусы я ни от кого не слышала, и думаю, это был из ряда вон выходящий случай.
Мы ещё поглазели, прошлись вокруг всего трёхсекционного дома. С обратной стороны пристраивали что-то длинное. Я не стала делиться с родственниками своим послезнанием про библиотеку (к тому же — а вдруг в этот раз это будет вовсе и не библиотека?), а то что болото — фигня. Вот сейчас библиотеку достроят — и как раз напротив неё это болото засыпа́ть станут. И будет здесь через три года продолжение улицы Захарова, троллейбусы ходить начнут. А чтобы проще уехать — можно будет как раз вдоль дороги до Мухиной добежать, тут всего пять минут, а транспорта всякого, идущего в центр, гораздо больше.
Нет, правильно мы сделали, что от Синюшки отбрыкались. И все рядом будем. Красота!
НАЧАЛИ РЕЗАТЬ!
4 мая 1984
В пятницу в мой укромный уголок заглянула Татьяна Геннадьевна:
— Олечка, как хорошо, что ты здесь! Вот, маме передай, — она положила передо мной маленький листочек, — в субботу, к шестнадцати ноль-ноль ваш представитель — сюда, в вестибюль подходит. Распределяем по группам, так что не опаздывать. Там будет сидеть дежурный. Один человек от всех родственников. Запомни, пожалуйста, это важно. Рассчитываем строго по количеству мест в автобусе. Иначе давка будет, а этого нам не надо, да?
— А если на своей машине?
Татьяна Геннадьевна на секунду задумалась.
— На своей, я думаю, можно хоть сколько.
И так меня это «извещение» взбаламутило, что я аж с «работы» пораньше засобиралась. Вышла из школы и вдруг подумала: а дядя Саша, тётя Клара? Вернулась, зашла в приёмную:
— Здравствуйте! А по поводу завтрашнего выезда на участки можно сделать звонок? А то у нас дома телефона нет.
Секретарша оглянулась на директорскую.
— Давай, я сама позвоню. Что сказать?
— Что в субботу к шестнадцати ноль-ноль сюда, если они приедут на своей машине, потому что в автобусе дают только одно место. И в Солнечный пусть позвонят.
— Ага. Номер говори.
Потом я зашла к тёте Вале и сказала, что уж одного-то из них или Женя или дядь Саша
