Лиз Нгуен, как я теперь разглядел, тоже была там и тоже вытворяла нечто пугающее, противоестественное, опровергавшее все, во что я верил. Моя реакция казалась бессмысленной — ведь это был всего лишь танец, — тем не менее я не вру, описывая свои чувства. То, что она выделывала, доводило до крайности то, что она позволяла себе в прошлый раз, когда разогнала остальных танцоров. Это был какой-то нечестивый, мерзкий танец, сопровождаемый улыбкой — ужасающей улыбкой. Как и мой отец, она не повзрослела, оставшись той же семнадцатилетней девушкой, какой была на празднике Сэди Хокинс почти десять лет назад.

Я ждал, что отец скажет мне что-то ещё. Мы ведь не виделись с тех пор, как мне было 10 лет, и он, конечно, хотел попросить у меня прощения или признаться, что очень по мне соскучился, что любит меня, что…

Если бы!

Вместо этого он продолжал свой нескончаемый устрашающий танец, даже не глядя в мою сторону.

Как давно это продолжается? Десятилетия? С тех пор, как прозвучали его последние обращенные ко мне слова: "В комнате я исполняю танец"? Тогда можно было подумать, что он давно этим занимается. Как давно — и как часто? Выходит, это не прекращалось с тех пор, как он нас оставил? Он совершенно не постарел. И это все, чем он занят? Он хоть когда-нибудь останавливается? Как насчет сна? И еды?

А он знай себе танцевал, и это зрелище выводило из себя, бесило. Я хотел, чтобы он перестал, чтобы отреагировал на моё присутствие, обнял меня, пожал мне руку, хотя бы прекратил своё нелепое дерганье…

Но он и не думал останавливаться. Мне уже хотелось, чтобы он оступился и упал, раз не было другого способа положить этому конец. Или, ещё лучше, свалился с сердечным приступом, схватившись за грудь.

Я желал ему смерти!

Лиз Нгуен продолжала собственный танец, остальные малевали картины, бренчали на музыкальных инструментах, произносили речи. Все были погружены в свои навязчивые занятия.

Рядом со мной возникла та самая непривлекательная особа, которая накалякала на моей ладони этот адрес, — я не заметил, откуда она взялась.

— В комнате, — проговорила она шёпотом, — ты можешь убить своего отца.

Отец все танцевал. После приветствия он не сказал мне ни единого словечка, и я ненавидел его за это. Я впервые заметил нечто длинное, похожее на копье, прислоненное к стене справа от меня.

"В комнате ты можешь убить своего отца".

У меня не было намерения его убивать. Привлечь его внимание — вот и все, чего мне хотелось. Я только хотел, чтобы он перестал. Но, взяв копье — всего лишь, чтобы ткнуть его и принудить прекратить этот изматывающий танец, — я сильно, как бейсбольной битой, ударил его по ногам. Несколько секунд назад я хотел только остановить его, а теперь у меня появилось желание сломать ему ноги, и я ужаснулся чувству удовлетворения, которое появилось у меня от его падения. Он распластался на грязном деревянном полу, и я, не дав ему встать, со всей силой ударил его копьем по ногам наотмашь, как палкой. Я наносил удар за ударом, потом перенес удары на его руки, потом на голову. И он умер.

Никто не обратил на это внимания, никому не было до этого дела. Художник знай себе рисовал, Лиз танцевала, все продолжали те свои дела, за которыми я их застал, войдя, как будто ничего не произошло.

Взмокший, тяжело дыша, я швырнул копье на пол.

Женщина со стоянки все ещё стояла рядом со мной и указывала на письменный стол у дальней стены, едва видимый в полумраке.

— В комнате ты можешь написать свой рассказ, — произнесла она.

Я выбежал вон. У меня ломило руки и грудь, легким не хватало воздуха, чтобы уберечь меня от обморока, однако я умудрился добежать до лифтовой площадки, ввалился в первый открывшийся лифт, выпал из холла на улицу. Там, согнувшись пополам и уперев руки в колени, я стал глубоко дышать, чтобы успокоиться. Я отказывался думать о происшедшем, о содеянном мною. Отдышавшись, я со всех ног помчался к повороту, потом по боковой улице к своей машине.

Доехав до округа Оранж, я покатил прямиком к своей сестре Кларе, надеясь, что у нее выходной, что она дома. Так и оказалось. По пути я кое-как пришёл в себя, кондиционер в машине высушил мой пот, но я все ещё не мог понять, что к чему, в голове царил хаос, и Клара почувствовала, что я не в себе.

— В чем дело? — тут же спросила она. — Что случилось?

— Отец! — выпалил я. — Я только что видел отца!

— Ты его видел? — Клара схватила меня за плечи. — Где? Как он выглядел? Ты спросил его, почему он пропал? Почему ни разу не звонил, даже открытки не прислал?

Я не знал, что ей ответить, не знал, что сказать.

— Ты говорил с ним? Что он делал?

Я глубоко вздохнул.

— В комнате, — сказал я, — он исполнял свой танец.

Перевод: Аркадий Кабалкин

Система безопасности

Bentley Little, "The Security System", 2010

Они вернулись домой из трехдневного отпуска и обнаружили, что их ограбили.

Позже они стали ругать себя за все, что сделали неправильно — не оставили включенным свет на таймер, не предупредили соседей о том, что уезжают — но их первой реакцией, когда они открыли дверь, было потрясение и недоумение. Кент быстро обошёл дом, чтобы убедиться, что грабители уже ушли, и заметил разбитое окно в своем кабинете. Очевидно, воры проникли в дом через него и вышли через входную дверь.

Он вернулся в гостиную и увидел Дебби, которая бродила по пустой комнате, наступая на осколки стекла, и смотрела туда, где раньше стоял их новый плазменный телевизор.

— Они разбили вазу моей мамы, — произнесла она растерянно. — её свадебный подарок.

Кент достал телефон и набрал 911.

— Ничего не трогай, — предупредил он Дебби, — здесь могут быть отпечатки.

Но их не было.

Приехала полиция — детектив и два криминалиста в форме — уставшие и измученные мужчины, которые поверхностно проверили дом на наличие отпечатков, задали несколько вопросов, затем оставили бланк, в который нужно было вписать список пропавших вещёй.

— Вынужден сообщить вам, — начал детектив, вручая Кенту свою визитку с номером, — что обычно такие дела остаются нераскрытыми. Если мы не нашли свидетелей, или не поймали преступников