восхождение и созерцание, интимное умиление молитвы и спокойное блаженство и величие разумного охвата. Рабочие и крестьяне – грубы, плоски, низки, им свойственен вульгарный пафос мордобития, зависть на все духовное, гениальное и свободное, матерщина, кабак и циничное самодовольство в невежестве и бездействии» 13. Многое узнается, не правда ли? И, наверное, читателю уже поднадоела череда похожих (но всякий раз не совпадающих в деталях!) рассуждений о «рабах по душе и сознанию», потому придется предупредить, что к этой теме – правда, уже без прямого касательства к «Дополнению», но тоже с участием М. Горького, – мы обратимся чуть позже еще раз, уже последний. Для наших же задач «Материал» Герасимовой оказался безусловно полезен. Конечно, можно весьма и весьма сомневаться в аутентичности самого этого реферата. Где тут Лосев и где за него написано, дописано либо вписано, поди теперь дознайся! Но если предположить, что данный «Материал» или некий производный от него текст все-таки лежал на столе М. Горького, то получается следующая весьма неприглядная картина: писатель не только понадергал из оригинала отдельные выражения и по-своему их отредактировал, он еще и намеренно сменил их адрес, область их приложения. В самом деле, из реферата Герасимовой ясно следует, что ругательные строчки о «рабочих и крестьянах» входили в характеристику античного общества, общества времен Платонова «Государства», тогда как М. Горький произвольно перенес их на характеристику русского народа и на времена лосевской «Диалектики мифа». Впрочем, сама Герасимова, закончив вышеприведенную цитату об античном обществе, от себя добавляет-таки актуальную интерпретацию: «Совершенно ясно, что давным-давно истлевшие рабы античного мира не могли бы вызвать припадка такой живой ненависти у профессора Лосева». Иными словами, она вполне солидарна с М. Горьким. Конечно, помощник начальника находилась на службе, ее задача и состояла в увязке всяческих «материалов» с «текущим моментом» и «злобой (буквально) дня». А вот кому служил М. Горький?

Нам пока не известно, как и когда к нему попали из ОГПУ «справочные материалы» о творчестве А.Ф. Лосева. Их нет в фондах Архива Горького, как нет и в обширной библиотеке писателя ни одного издания из числа тех восьми знаменитых теперь книг, что А.Ф. Лосев успел опубликовать за 1927 – 1930 годы. Здесь стоит отдельный вопрос и видится самостоятельная линия разысканий (известно, к примеру, что после таинственной смерти М. Горького «компетентными органами» были сделаны изъятия в его бумагах). Зато относительно самого реферата Герасимовой точно известно, что он был размножен и рассылался «для информации» по различным адресам. Один такой экземпляр обнаружился недавно среди документов ЦК ВКП(б) – КПСС (теперь они хранятся в Архиве Президента РФ) в фонде Е. Ярославского, откуда и был извлечен на свет Божий работниками архива и опубликован в журнале «Источник» (1996, № 4). Товарищ Ярославский еще пометил: «В папку к философской дискуссии» 14. В свою очередь к дискуссии о путях покорения природы привлек свой «материал» и М. Горький – тут нет ничего странного или оригинального. Тем более, что ему не нужно было особенно привыкать к информационным услугам ОГПУ. Известно, скажем, из личной переписки М. Горького с Г. Ягодой (она недавно опубликована), что он сам просил присылать свежие вести из Советской России к нему в Сорренто, дабы не стопорился творческий процесс. Так и сообщает в письме от 2 ноября 1930 года 15: «Пьесу о „вредителе“ бросил писать, не хватает материала, вредитель выходит у меня ничтожнее того, каков он в действительности. Весною, в Москве, буду просить у Вас материалов!» Упомянутую пьесу, получившую название «Сомов и другие», он так и не дописал, а в Москве побывал с 14 мая по 18 октября 1931 года и «материалов», видно, испрашивал 16. Кстати, не после той ли поездки на Родину М. Горький привез с собой реферат Герасимовой?

Но наиболее известной «информационной услугой» была, конечно, поездка, осуществленная по инициативе М. Горького большой группы советских писателей по самой знаменитой стройке, ведомой ОГПУ, результатом чего явилась книга «Беломорско-Балтийский Канал имени Сталина». Книга увидела свет в 1934 году и была почти полностью конфискована и уничтожена через три года, когда карающий меч пролетарской диктатуры снес голову одному из меченосцев и главных героев этой книги – Г. Ягоде. В коллективном труде тридцати шести авторов под редакцией славной «тройки» в составе М. Горького, Л. Авербаха и С. Фирина (первые двое тоже писали, а третий, не всякий знает, был начальником соответствующего исправительно-трудового лагеря) отыскивается много поучительного для историка советского периода русской литературы. Много поучительного, поразительного и страшного. И поражает и пугает даже не то, как натренированно и профессионально звучит писательский хор во славу «исправительного» рабского труда, страшно скорее другое – сколь доверительными и сколь эпическими интонациями сдобрен сей трактат, полна едва ли не каждая его страница. Трудно удержаться от воспроизведения, для примера, хотя бы фрагмента из описания приезда партии заключенных «спецов» на станцию Медвежья гора, где в новом здании Управления Беломорстроя поместился лагерный Производственный отдел (где-то здесь в 1932 – 1933 годах пришлось работать и А.Ф. Лосеву).

«Ученые бреются, протирают очки, с удовлетворением видят, что столы такие же, как и в тех учреждениях, откуда их, ученых, взяли, и возле плоских чернильниц такие же деревянные ручки. Они берут ручку и покрывают большие белые пространства бумаги значками на различных языках. Они пишут книги, они пишут выводы, они совещаются, они щупают, ворошат эту страну, эти сивые валуны, озера, порожистые реки. Все это – реки, озера, топи – сжимается, стискивается, превращается в один клубок, чтобы этот клубок, сброшенный с песчаных холмов Медгоры, покатился к Студеному морю, оставляя за собой шлюзы, дамбы, водохранилища, дома, машины, самое главное – иных, чем прежде, инженеров и ученых.<…> Чекисты Медгоры смотрят с уважением на это ученое племя и хотя знают их души, но все же им кажется странным: почему, читая жизнь и технику жизни на многочисленнейших языках, эти ученые не прочли самого главного, что только социализм способен переделывать, исправить, выточить новый мир, новую землю, черт возьми!» 17

Не выражают ли ключевые слова «социализм», «переделывать» (или в более расхожей формулировке – «перековывать») и «черт возьми» некий стержень отношений М. Горького и ОГПУ, не разъясняют ли они истинную суть устремлений писателя, обнаружившего в методах Советской власти некую идеальную модель мироустроительства? Может быть, тогда и в самом деле исчерпывающе точны сказанные о нем слова С.Л. Франка – те, что прозвучали в журнале «Hochland» вместо некролога после смерти М. Горького: «чудовищное