— А это о вводе наших войск в Чехословакию в 68 году, — вздохнул Болдин, — тяжёлое время было…

— Тоже не очень интересно, — заметил Гришин, беря в руки третью папку.

— А здесь собраны секретные материалы о московских процессах 36-39 года, — пояснил Болдин, — там много такого было, что широкой общественности лучше бы не знать.

— Да-да, — рассеянно ответил Гришин, мельком пересматривая документы, — Зиновьев, Каменев, Рыков, Бухарин, Ягода… всё это мохом уже поросло.

— Дальше там ещё есть о нашем ядерном проекте и создании ракетно-ядерного щита, о космических программах, подборка времён так называемого Карибского кризиса, но самое интересное, — продолжил Болдин, — заключается в последних двух папках.

Гришин вытащил на свет божий эти две папочки и разложил их перед собой — на левой было написано «О Пакте Молотова-Риббентропа», а на правой «О военнопленных поляках».

— Уберите всё остальное в чемодан, а вот об этих двух последних действительно поговорить было бы неплохо, как вы считаете, Григорий Васильевич?

— Совершенно с вами согласен, — кивнул головой Романов, — я слышал, что скоро Ярузельский в Москву приезжает, так он непременно поднимет вопросы как по первому, так и по второму пункту.

— Да, он через неделю прибудет с визитом, — подтвердил Гришин, — итак, открываем для начала Молотова-Риббентропа, — и он решительно оторвал наклеенную сверху полоску.

Внутри было не особенно много бумаг, буквально пять-шесть — протоколы заседаний Политбюро, текст Пакта и секретный протокол к нему с приложенной картой.

— Так-так-так, — почесал в затылке Романов, — это, я так понимаю, тот самый протокол, который безуспешно разыскивают уже 45 лет. А что в последней папке?

Гришин вскрыл и её — там лежало немного побольше документов, он вынул все их наружу и передал половину Романову.

— Ничего, подтверждающего версию геббельсовской комиссии, я тут не вижу, никаких рещений «в особом порядке», бюрократическая переписка и ничего более, — спустя некоторое время сообщил Романов, — а вы как считаете, Виктор Васильевич?

— Примерно так же… — ответил тот, — но всё равно же нам никто не поверит, если мы это обнародуем, скажут — кремлёвская пропаганда и подтасовка фактов. А вопрос по Катынскому лесу до сих пор стоит очень остро.

— Что же мы в итоге будем со всем этим делать, Виктор Васильевич?

— Моё мнение — ничего, — пожал плечами тот, — уберём обратно в пакет до следующего генсека…

— Есть ещё предложение уничтожить оба дела — и все концы, так сказать, в воду, — осторожно высказался Болдин.

— Не думаю, что это правильный шаг, — после непродолжительного раздумья ответил Гришин, — от необратимых поступков надо по возможности воздерживаться. А Ярузельскому скажем, что ничего нового в наших архивах по сравнению с предыдущими годами не обнаружено, вот и всё…. и да, в Катыни можно бы мемориал открыть, строго в русле версии, где поляков постреляли немцы…

— Если они откроют такой же в Тухоле, — добавил Романов, — там ведь очень немало советских бойцов умерло, в этом концлагере.

— Думаете, Ярузельский на это пойдёт? –спросил Гришин.

— Думаю, что вряд ли… но таким образом и катынское дело можно будет спустить на тормозах. А сейчас давайте опечатаем всё это, — обратился он к Болдину, — и можете всё убирать, у нас и других дел на сегодня предостаточно.

Глава 21. Новости спорта

4 мая 1985. Новости спорта

На этот день в Кремле было назначено большое совещание по вопросам развития физкультуры и спорта в СССР. Гришин доверил этот вопрос Романову, а ему помогали Грамов, председатель профильного комитета при Совмине, и Колосков, вице-президент ФИФА и наш главный человек в футбольной сфере деятельности.

Среди приглашённых имели место знаменитые советские спортсмены и тренеры, тут и Тарасов с Чернышевым и Бобровым, здесь и ветераны нашего хоккея Мальцев, Васильев и Якушев. От футбола присутствовали, конечно же, Лобановский, Бесков и Ахалкаци с примкнувшим к ним Садыриным и Блохиным. Прочие же виды спорта представляли Роднина, Бубка и Сальников. Тихонов, Фетисов и Макаров сидели отдельной группой — они только что вернулись с неудачного чемпионата мира в Праге, всего лишь бронза.

— Не секрет, товарищи, — так начал своё выступление Романов, — что, несмотря на значительные успехи, в развитии советского спорта наметились отдельные негативные тенденции. Сегодня мы и поговорим в основном о них… я имею ввиду две фактически сорванные Олимпиады и перманентные неудачи в основных видах спорта, генерирующих максимум общественного внимания и, что там скрывать, максимум доходов. Я про футбол и хоккей.

— Позвольте, — не выдержал Лобановский, — о каких неудачах в футболе идёт речь? Советские клубы пользуются на международной арене заслуженной популярностью, а сборная страны регулярно выступает на чемпионатах мира и Европы.

— Вот о каких, — Романов открыл свой блокнот и зачитал сухую статистику, — когда сборная СССР последний раз участвовала в финальной стадии чемпионатов мира или Европы? Я могу напомнить — в 82 году, а до этого 72… не маловато ли одного раза за 15 лет. Теперь что касается клубов… вот у меня сводная табличка победителей еврокубков за эти же 15 лет — всего 45 штук, включая Кубки чемпионов, кубков и УЕФА. Так вот, на первом месте Германия, 13 побед, на втором Испания, 10, потом Англия и Италия, по 7… СССР на десятом месте, 2 победы.

— 3 победы, — уточнил Лобановский, — ещё Суперкубок в 75 году.

— Ну хорошо, три, — не стал спорить Романов, — все равно этого маловато. Не кажется ли вам, что пора выводить наш футбол на новый уровень?

Лобановский, как и остальные собравшиеся, промолчал, поэтому свою речь продолжил Романов.

— То же самое и в хоккее, — видя непроизвольное движение Тихонова, он поправился, — хорошо, не совсем то же самое, побед на мировой арене у нас тут значительно больше, но они же перемежаются откровенными провалами, как вот только что в Праге. Так что поле деятельности для улучшения ситуации и тут необъятное.

Романов открыл новый лист в блокноте и продолжил:

— Про летние Олимпиады даже говорить не хочется — восемь лет жизни вычеркнуто у наших мастеров спорта. С зимними ситуация получше,