«Какая тебе честь, что ты страшен всякому? Кто ты? Зверь лютый (то есть тигр), или медведь, или волк, или рысь? Дал тебе благочестивый государь волю, и ты, зазнавшись, творишь всякие поругания, а ему, государю, сказываешь: я-де делаю по Евангелию и по отеческим преданиям» (с. 95).

Патриарх-реформатор был человеком честным, увлеченным, но не имел ни малейшего представления о текстологии, изменчивости обрядовых форм в разные века и в разных Церквах. Не умея отделять главного от второстепенного, он стал править русские богослужебные тексты механически, по новым изданным в Венеции греческим текстам, где было множество ошибок.

Масла в огонь невольно подлил Патриарх Антиохийский Макарий, приехавший в Москву в 1655 году. Патриарх Никон стал спрашивать его о восточных обрядах, и Макарий подтвердил, что греки крестятся тремя перстами, а не двумя. Русский Патриарх воспринял эти слова как свидетельство ошибочности русской традиции. «Исправлять» традицию Предстоятель принялся рьяно. Во время визита Патриарха Макария в Москву произошел один совсем уж некрасивый эпизод – Патриарх Никон стал в храме разбивать иконы «западного» письма.

«Произошла безобразная сцена, когда Никон приказал принести ему иконы, написанные на новый «западный» лад и отобранные им у бояр. Он начал разбивать эти иконы о каменный пол церкви и приказал жечь обломки. Вслед за этим греческие владыки возгласили анафему тем, кто такие иконы покупал и держал на дому. На этот раз присутствовавший при этой сцене царь Алексей Михайлович не выдержал и попросил Никона не сжигать, а хотя бы закапывать эти иконы. Видимо, и Никону стало стыдно за свое безобразное поведение, и он уступил царю»[130].

Затем Патриарх Никон собирает епископов и требует осуждения старых обрядов. Напрасно его пытается остановить Константинопольский Патриарх[131], а Патриарх Макарий просит, чтобы Бог даровал русскому Первосвятителю «чувство меры». К сожалению, дипломатичность и выдержка отсутствовали как у Патриарха Никона, так и у его бывших друзей, а теперь – противников. Все споры вокруг обрядов упирались в понятие «ересь». Каждый рассматривал свою точку зрения как истину и обвинял противника в политических и нравственных проступках. Ситуацию еще можно было спасти… но тут в дело вмешался царь.

Патриарх Никон.

Парсуна. Иван Безмин с уч.(?). Москва. 1680-е гг.

К середине 50-х годов XVII века Алексей Михайлович повзрослел и, окончательно выйдя из-под влияния Никона, выступил против настойчивого вмешательства того в государственную политику. По инерции он поддержал своего старшего товарища в деле реформирования Церкви, но это была «лебединая песня» их союза. Русский Патриарх впал в немилость к самодержцу, и последствия этого были чрезвычайно тяжелыми.

10 июля 1658 года Никон отказывается от патриаршего служения и уезжает в свой любимый Новоиерусалимский монастырь под Москвой. Причиной этого стал отказ царя признавать право Патриарха Никона влиять на государственные дела. Через своего боярина Алексей Михайлович жестко ставит Первосвятителя на место: «…Царь отсутствовал на утрене, а после утрени через посланного им боярина Юрия Ромодановского открыто заявил Никону:

«Царское величество на тебя гневен. Потому и к заутрене не пришел, не велел его ждать и к литургии. Ты пренебрег царское величество и пишешься Великим Государем, а у нас один Великий Государь – царь. Царское величество почтил тебя как отца и пастыря, но ты не уразумел. И ныне царское величество повелел сказать тебе, чтобы впредь ты не писался и не назывался Великим Государем, и почитать тебя впредь не будет»[132].

Царь и епископы не понимают, что делать. Алексей Михайлович не рискует немедленно созвать Собор и избрать нового Патриарха, и Церковь в течение десяти лет пребывает без Патриарха. За это время старообрядческий раскол оформляется окончательно.

Последний шанс не допустить этого представился на Соборе русских епископов в 1666 году. Архиереи узаконили новые обряды и не стали осуждать старые[133]. И все бы хорошо, если бы греческие иерархи по приглашению Патриарха Никона и царя Алексея Михайловича на следующий год не провели в Москве новый Собор. Формально Русская Церковь уже несколько десятилетий была автокефальной и не зависела от Константинополя, но в сознании русского царя и Патриарха Никона сидело еще представление о собственном провинциализме. Им казалось, что Русская Церковь – это ученица древних восточных Патриархов, поэтому они и пригласили православных епископов из других Церквей разрешить спор.

Значительная часть русских православных людей никогда бы не поверила, что церковные иерархи прошлого столетия вдруг окажутся «еретиками», подпав под страшные клятвы нового Собора… Но, к сожалению, именно так и произошло. Восточные иерархи, к несчастью, оказались плохими дипломатами и никудышными богословами, не чувствовавшими разницы между обрядовыми различиями и догматическими расхождениями. Они осудили решения Стоглавого Собора (прошедшего по просьбе Ивана Грозного в середине XVI века и решившего многие проблемы Русской Церкви) и потребовали от царя преследовать сторонников старого обряда как преступников. После этого примирение было невозможно.

Осужденные староверы из маленькой незаметной секты в сознании многих православных превратились в хранителей русской национальной веры, ее защитников от сомнительных греческих иерархов и деспотичного Патриарха Никона.

Но у поборников старого обряда не было епископа. После расправы над Павлом Коломенским[134] русские архиереи боялись впасть в немилость к царю или Патриарху. Вожди старообрядчества также показали себя не с лучшей стороны: они писали доносы властям, обвиняли друг друга в отступлении от истинной веры, допускали грубые догматические ошибки в своих трудах, а позднее стали призывать к самосожжению как к форме протеста против прихода царства Антихриста. Подобные изуверские проповеди не могли понравиться властям, и вскоре принадлежность к старой вере стала считаться почти государственным преступлением.

Но вернемся в середину XVII века. Рубикон был перейден, Церковь не спас даже несправедливый суд над самим Никоном. Бывшего Патриарха в 1666 году обвинили в оскорблении царя и других преступлениях, затем лишили сана и отправили в ссылку в Ферапонтов монастырь. По иронии судьбы по такой же политической статье вскоре был сожжен протопоп Аввакум. Неистовый ревнитель старых обрядов успел написать, пожалуй, самый яркий текст XVII века – собственное житие, еще при жизни став для своих последователей настоящим апостолом веры. Но даже он не смог помочь решить главную старообрядческую проблему.

Раскол не поддержал ни один из епископов, кроме Павла Коломенского, но он к тому времени был уже осужден и, по-видимому, убит. Некому было ставить