Шрифт:
Закладка:
Дарья долистала журнал вызовов, убедилась, что перезванивать прямо сейчас никому не нужно, и легла в постель. Всего-то добрела до туалета и обратно, а вымоталась, будто слетала до Луны. Сейчас она только немножко отдохнет, а потом подумает.
Отдохнула она хорошо. Полноценно так отдохнула. Ее разбудил вернувшийся Павел с тарелкой каши.
— Вы же не любите овсянку, — припомнила ему Дарья, отбирая тарелку. Он, похоже, собирался кормить ее с ложечки.
— Ненавижу. Это все для тебя, — в его словах сквозила ехидца. — Но если хочешь, могу пожарить мясо.
От слов «мясо» и «пожарить» в желудке поднялась волна, хотя непонятно чего. Несветаева в последний раз ела вчера утром. А за окном было хорошо за полдень. К концу рабочего дня. Есть не хотелось, и каша казалась безвкусной, но Поляков был прав — поесть надо. Хотя бы чтобы принять таблетки.
Когда с трапезой было закончено, Даша удовлетворенно откинулась на подушку. Противовоспалительные сняли температуру, после брызганья стал немного дышать нос, хотя лило из него со страшной силой. Кашель немного притих, успокоенный теплой пищей. Жизнь налаживалась.
— Так что там у вас произошло? — все испортил Кощей.
Даша решила его проигнорировать.
— Тяжелков распорядился поднять записи из коридора, — уперто продолжил тему Поляков. — Видно, что Джабир идет по коридору, видит тебя, когда ты выходишь, заговаривает и толкает в номер. Ты можешь подать на него заявление в полицию.
— С ума сошел, что ли?!
Столкновение со спортсменом стало для Дарьи полной неожиданностью. Она слишком расслабилась. Непозволительно. Забыла, где она и зачем. Забыла, что за все хорошее в жизни нужно платить. Она так растерялась, что даже не трепыхнулась, когда ее втолкнули ее в номер. Страх сковал Дарью, словно паутина муху, и она увязала в ситуации все глубже и глубже. Ее словно оглушило. Она не слышала гадости, которые говорил Джабир, распаляясь. Не реагировала на его лапанья. Даже не пыталась найти выход. Намерения Терлоева были столь очевидны, что шансов вырваться без травм попросту не было. А Даша меньше всего хотела оказаться с каким-нибудь переломом нос. Или челюсти. Да даже руки. Она просто слишком отвыкла от боли. И не хотела в нее возвращаться. Никак. Даже на чуть-чуть. Она стала слабой рядом с Поляковым. Потеряла стержень. Превратилась в размазню.
Подумать только, она стояла и надеялась, что Поляков все же вернется! Вот-вот. Вдруг он что-нибудь забыл? Вдруг он придет и спасет? Боже, какие глупости. Кому она нужна? И когда Дарья уже смирилась с неизбежным, ворвался Кощей. И она стоит такая, чуть ли ноги не к Джабиру на плечи не забрасывает. Конечно, кому он поверит? Ей никогда никто не верил.
Сейчас больше всего Несветаеву ужасало отчаянье, которое она испытала в тот момент. Что сейчас Паша в ней разочаруется. И потом, когда Даша шла по холоду в надежде, что кто-то ее подхватит до города, в голове у нее крутилось именно это: она снова не оправдала надежд.
Чьих надежд?! Какое ей дело до того, что думает о ней Поляков?! Она слишком увлеклась своей ролью и забыла, что после двенадцати карета превращается в тыкву. И это не сказка, это жизнь.
После суток сна, истерики и лихорадки все, произошедшее на базе, казалось нереальным, будто произошло не с ней, а в кино, например. Или книге. Эмоции казались преувеличенными и даже наигранными. И напряженный шеф, на кровати которого Даша сейчас валялась, тоже казался частью этой бутафории. Брутальный герой с рассеченной бровью и фингалом под глазом. Он за нее даже подрался. Опять.
После того как Несветаева обнаружила в телефоне входящий от Саида, у нее мелькнула мысль, что тот мог в очередной раз проявить инициативу ‑ как в случае с проверяющим. Но если в дело оказался втянут мэр, заказчик наверняка сам сто раз пожалел о том, куда влез. Так что, возможно, он звонил не столько потребовать оплату, сколько наоборот, купить молчание. Хотя такие, как Саид, не любят платить. Они или угрожают, или шантажируют.
— Не хочешь связываться?
— Паша, какое заявление? У тебя спросят, что ты увидел, когда вошел, и что дальше? Спасибо, я, конечно, тронута заботой. Но я лучше без полиции. И без мэра. И без Терлоева. Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь.
— Мне действительно очень жаль, что из-за меня ты оказалась в такой ситуации.
Когда-нибудь Дарья обязательно использует этот крючок. Прекрасная закладка на будущее. Но воспоминания всколыхнули эмоции, эмоции ударили по изнуренному телу, и сейчас она снова хотела спать. Закуклиться в одеяло и спать.
К ночи у нее снова поднялась температура, но уже не очень большая, тридцать девять. Снова таблетки, обтирания, сон. Поляков оказался безропотной и надежной сиделкой. Как ни пыталась Даша убедить себя, что в нем всего лишь говорит чувство вины, но чувствовала, что стержень, который вернулся к ней после эпического пробуждения, снова стал подтачиваться.
О ней никогда так не заботились.
И правильно делали!
Мама всегда ругала Дашу, если та простывала. За то, что оделась не по погоде, гуляла, позабыв о замерзших ногах, не завязала шарф, чтобы пофорсить. Это потому что мама переживала за нее. Мама не садилась на больничный, потому что им нужно было на что-то жить. А Даша была в состоянии за собой поухаживать. Это помогло ей вырасти сильной и самостоятельной.
А вот забота Паши наоборот, делала слабой и зависимой. Пробуждала капризность и кокетство. Осознанно или нет, шеф навязывал Дарье несвойственные ей «девочковые» реакции. А это говорило о чем? О том, что она окончательно утратила контроль над ситуацией. В их отношениях определился новый лидер. И Даша все чаще ловила себя на мысли, что меняется не только ее поведение, но и отношение к этому поведению. «Что воля, что не воля, все одно…».
Ей необходимо было домой.
К себе домой.
Глава 18. Павел
Дарья на удивление быстро отходила от обиды. Другая бы на ее месте дулась еще полгода за то, что Паша ее так подставил с поездкой, а эта еще и себя винила. Будь на ее месте другая, Поляков, может
