Шрифт:
Закладка:
Да, привыкаешь ко всему. Даже к такой ненужной детали, как медицинская маска. Даже как-то неудобно себя чувствуешь, когда не обнаруживаешь ее на привычном месте.
Проверив все еще раз и подтвердив полную готовность, я вызвал, через Рустика, такси и во тьме ночного города отправился на «дело». Делом это можно было назвать с большой натяжкой. Скорее всего чистой воды самоубийство. Подвиг Матросова в годы Великой Отечественной войны и прыгать на амбразуру вражеского дота не хотелось, но иногда выхода не находилось.
Итак, для того, чтобы вернуть детей мне придется перелопатить десяток дюжин агрессивно настроенных блюстителей закона, найти хорошо там схоронившегося их главаря и выбить у него признание. Что ж, как говорится, на бумаге все выходило гладко и замечательно, а вот на деле… На дела, я чувствовал, что все произойдет с точностью до противоположного. Ну нельзя так просто, с двумя пистолетами влезть по уши в осиное гнездо и выйти «сухим из воды». Просто не реально, тем более одиночке.
Таксистом оказался усатый грузин с хитрыми бегающими глазками. Я даже не удивился. У Рустика по-видимому кроме отелей и ресторанного комплекса во владении находился еще и таксопарк. Аэрография на новеньком «X-Rei», стоящем у входе относила смотрящих к «Дикой Орхидее» со всеми контактами, адресом местонахождения и предлагаемыми возможностями.
Нужное направление, я конечно же не сообщил. Меньше знает — голова целее и на месте останется. Остановил он немного южнее, у высокого забора гедеоновской больницы для душевнобольных. Грузин лишь усмехнулся и разгладил свои усы, мысленно крутя пальцем у виска, удивляясь, зачем мне в полночь понадобилось ехать в такое место.
Расплатившись банковской картой, я подождал, пока автомобиль не скроется вдали и только после этого поменял направление движения.
Тишина действовала угнетающе, но не вгоняла в панику. Чувствовалась атмосфера постапокалипсиса: полуразрушенные дома еще советской эпохи больницы; изрытое, словно снарядами, поле; отсутствие признаков жизни и цивилизации. По сути, это место считалось еще чертой города, но никаких иных построек здесь не существовало и вряд ли уже появится. Государство сделало все возможное не для роста численности населения, а для его неминуемого сокращения.
За четверть часа я преодолел расстояние в тройку километров и оказался невдалеке от намеченного места. Это в действительности оказалась обнесенная бетонным забором с колючей проволокой немалая территория с расставленными по всей площади спутниковыми тарелками. Вход существовал только один. Выходов — два. Если же за время моего отсутствия ничего не изменилось. Внутрь попасть можно только через единственный пропускной пункт с тремя бойцами охраны круглосуточно, либо десантным выбросом, но самолета в моем распоряжении не было, так же как и времени его поиска. Однако самолет могли засечь спутниковые устройства, находящиеся здесь в изообилии. Подкрасться же незамеченным ко входу и того казалось невозможным. Множественные видеокамеры и датчики движения сводили на ноль всю затею проникновения.
— Да и хрен бы с ними, — сплюнул я в сторону, воплощая в жизнь, как казалось, единственно-правильное решение.
* * *
Рядом со входом на базу разведки появился мужчина неопрятного вида, в потертой, грязной куртке и таких же спортивных штанах. Шатаясь из стороны в сторону, он достал из рукава недопитую бутылку и залпом осушил содержимое. Перевернув ее, мужичек потряс ею, словно еще раз желая убедиться в отсутствии жидкости. Отшатнувшись в сторону, он зашвырнул ее в невысокие кусты. Шатаясь словно от урагана, подошел к стене и стал справлять малую нужду прямо на нее. Передохнув, он икнул м схватившись за рот разразил тишину рвотными позывами.
— Слышь, пьянь! Ты в конец охренел?
Открывший дверь охранник попытался схватить БОМЖа за воротник, но тот, зацепившись за камень упал прямо на мужчину, сбив того с ног и ввалившись в широко распахнутую дверь.
— Бомжара, ну ты реально попал!
* * *
Разыграть роль выпивохи не составило большого труда, тем более подобных субъектов в последние дни вокруг меня шаталось постоянно. Спровоцировав падение, я аккуратно приложил невыдержанного охранника головой о бетонный пол и сильным ударом раздробил хрящи горла второго, попытавшегося поставить меня на ноги. Все действие происходило под окном идентификации личности, поэтому оставшийся в комнатке дежурный заподозрил неладное слишком поздно. Когда он вышел из своих дверей я был уже на месте и быстро поднявшись на ноги, ударом в челюсть, отправил его обратно в свою комнатку. Затащив всех троих и уложив на пол у диванчика, я осмотрел комнату и выставленные в два ряда мониторы.
В помещении ничто не зацепило мое внимание, а вот мониторы оказались существенным подспорьем. Изучив все двадцать, я остановил свое внимание на двух из них. На одном маячила знакомая фигура Кирилла Антоновича, отдающего указания группе людей в штатском, а вот другая надолго приковала мое внимание.
Там находился привязанный к длинной узкой скамейки человек. Его о чем-то расспрашивали, били по щекам, накидывали на лицо какую-то тряпку и обливали голову водой. Потом срывали и все повторялось заново. Человек отхаркивался жидкостью, изворачивался, пытаясь уйти от побоев, но ничего не получалось. Задействовав увеличение, я ближе прильнул к монитору…
— Бог мой, Карина! — вырвалось у меня.
В комнате допросов явно находилась девушка, с которой я не так давно пил кофе, сидя за обеденным столиком в «Магнитке». «Так вот куда ее увезли. Должен был сразу догадаться. Но кто? Алешенька! Вот гад! Дурак! Должен был догадаться по его ухмыляющейся физиономии».
Планы пришлось корректировать по ходу. Кирилл мог подождать, а вот Карина уже вряд ли. Если ее так мучили со вчерашнего, то сил сопротивляться оставалось совсем мало. Ее изорванная одежда говорила, что били не только по лицу и не одними руками.
— Это все из-за меня. Прости!
Когда-то давным-давно, я вместе с братом и Кириллом (еще не получившим должность директора ФСБ), совместно с проектировщиками разрабатывали план постройки разведывательно-диверсионной базы с возможностью отслеживания воздушных сил условно-предполагаемого противника. Мне был знаком каждый коридор, каждая комната и каждая лично нами повешенная видеокамера. Думаю за десяток лет здесь мало что претерпело изменению. Когда следовало следить за всем городом, вряд ли базу усовершенствовали или модернизировали. Я знал «мертвые зоны» каждой камеры, их дальнозоркость, скорость и угол вращения. По всему выходило, что еще существовал шанс выбраться из этого скопища «оборотней» в погонах.
— Продержись еще
