женщину за последние десять циклов!

— Тогда что же это было?

— Ничего такого, о чем я хотел бы поговорить.

Уильям не стал настаивать. Он знал, что Джотэм, в конце концов, все расскажет. Как только будет готов.

— Неужели, Уилл, я снова опозорил память своей спутницы жизни? Своими действиями?

Уильям едва расслышал вопрос. Что уж говорить об ответе на него.

— Что?!

«Неужели я снова опозорил свою спутницу жизни?!»

— Джотэм! Ты никогда не позорил Лату!

— Разве нет? А что насчет Рани? А как же Дадриан?

— Джотэм… — Уильям с трудом подбирал слова. — Как твой друг, я могу честно сказать, что никогда не понимал, что именно произошло у тебя с Рани. К сожалению, меня там просто не было. Но относительно Дадриана — он был уже взрослым человеком. И сам сделал свой выбор.

— Он был так молод, Уилл.

— Джотэм, он был старше тебя, взошедшего на трон, — гнев Уильяма было легко услышать. — Ему жизнь дала исключительные возможности. И он все их использовал. Ты же знаешь! Ты не можешь считать себя ответственным за то, что он сделал!

— А если бы это был Кайден? Или Лукас? Разве бы ты не почувствовал себя так или иначе ответственным за их воспитание?

— Я не знаю, Джотэм, что почувствовал бы в такой ситуации. И, надеюсь, никогда этого не узнаю. Но, в конце-то концов, нельзя забывать, что они все же вполне самостоятельные личности.

— А что, если бы ты увидел себя в нем? Что, если ты вдруг поймал себя на том, что тебя мучает вопрос: а не унаследовал ли он это от тебя?

— Джотэм!! О чем ты, черт возьми, говоришь?!! — бушевал Уильям. — У тебя вообще нет ничего общего с Дадрианом! Что же заставило тебя думать, что ты мог ему передать что-то безноавственное?

— Прямо перед тем, как ты позвонил, я обедал с Джасиндой.

Пауза на другом конце линии была оглушительной. Уильям всеми силами старался не потерять главную нить разговора.

— Ну… и?..

— Вчера вечером на балу я не мог отвести от нее глаз. Казалось, каждый светильник в комнате сосредоточил на ней свое сияние, чтобы всем показывать, каким на самом деле удивительным существом она является. Она, Уилл, привлекала к себе людей своей теплотой и честностью.

— Это понятно…

— И я пригласил ее на последний танец.

— Ты… что?!.. — Уильям потерял дар речи.

В то время как король или королева всегда открывали мероприятие, танцуя либо со своим супругом, либо с кем-то еще, последний танец всегда предназначался только супругу. После смерти Латы, Джотэм никогда не танцевал, кроме вынужденного статусом первого танца.

— Я знаю, можешь мне ничего не говорить. Но я проходил по залу, уделяя внимание советникам и их женам. А с Дантоном я еще не общался. Честно говоря, я никогда этого прежде не делал.

— Значит, ты пригласил ее на ланч?

— Да. Слова сами сорвались с моих губ. Когда мы танцевали, то много разговаривали. Ты не поверишь, мы просто общались. И у нее на меня не было никаких видов. Она не пыталась привлечь мое внимание. Она просто получала его. И когда музыка начала затихать, я сразу же понял, что не хочу терять это общение. Что не хочу отпускать ее. Поэтому я пригласил ее на обед.

— Только ее?

— Да. Мы обедали в саду.

— В твоем саду?!

— Да.

— И я так понимаю, все прошло не очень гладко?

— Все прошло идеально. Погода была просто великолепна. А Саффорд очень кстати вспомнил о ее любви к торту с помадкой.

— Все любят его торт с помадкой, — пробормотал Уильям, вспоминая все, что ему пришлось предпринять, чтобы заставить этого темпераментного повара дать свой фирменный рецепт Хуту. И только после того, как Кассандра поведала тому, что всю свою беременность «жаждала» именно этого торта, несговорчивость этого упрямца поколебалась. — Так что же все-таки произошло?

— Я напугал ее, Уилл.

— Что?! — прозвучавшее в голосе Уильяма недоверие было хорошо слышно.

— Пообедав, мы прогуливались по саду. Мы болтали и смеялись, все больше узнавая друг о друге, — Джотэм замолчал, вспоминая, что он чувствовал в тот момент. Впервые после смерти Латы он ощутил, что может свободно дышать рядом с другой женщиной. Что она не старалась привлечь его внимание. Не пыталась стать его новой королевой. — Разговор, естественно, перешел на наших детей. Именно я его и начал. Джасинда вдруг попыталась выразить свои сожаления о гибели Дадриана. Она почувствовала, что посланная ею открытка с соболезнованиями была недостаточным утешением при потере любимого ребенка. И она высказала предположение, как ужасно, должно быть, чувствовал себя Барек, потеряв родного брата… И тут я вышел из себя.

— Но, Джотэм, ты же никогда не теряешь самообладания?

— Я сделал это, Уилл. Я был настолько взбешен тем, что эта замечательная женщина растрачивала свое сочувствие в адрес Дадриана, недостойного даже капли ее симпатии. Особенно после всего, что он натворил.

— Но она же понятия об этом не имела!

— Я знаю! — Джотэм уже почти кричал. — И все же это не помешало мне грубо отреагировать. Я набросился на нее, Уилл. Я набросился на нее с такой яростью, что она почувствовала необходимость отодвинуться от меня. Я только что убедил ее называть меня по имени… и вот… я сделал это.

Уильям хорошо понимал, о чем не договорил друг. Лишь немногие удостаивались чести называть его просто по имени. Эта возможность представлялась лишь тем, кто действительно имел для Джотэма особое значение. Всех остальных он держал на расстоянии, предлагая им пользоваться его титулом. То, что Джотэм предложил это Джасинде, означало лишь одно — его чувства были еще более интенсивными, чем Уильям предположил вначале.

— Она, Уилл, со мной попрощалась, — тихие слова Джотэма вернули Адмирала к их разговору.

— Как?

— Уходя, она попросила меня поблагодарить Саффорда за чудесный ланч. Назвала меня Величеством и сказала лишь одно-единственное слово «прощайте».

Уильям был в смятении, пытаясь переварить все, что только что услышал от друга. Он хорошо знал Джотэма. И как бы ему ни было больно признавать это, но его друг был абсолютно неопытен, когда дело касалось женщин.

Да, он был королем.

Да, он привык иметь дело с женщинами.

Но… не в личной жизни.

С тех пор, как Джотэму исполнилось шестнадцать, Лата стала всем его миром. Он больше никогда не смотрел в сторону других женщин. Поэтому и не помнил Джасинду по Академии. Он никогда не изменял Лате, избегая всех тех женщин, что мать периодически подсылала к нему во время их служения на флоте. Каждый вечер Уильям наблюдал, как