Шрифт:
Закладка:
Да, действительно, читая первый абзац, можно подумать, что мне не хватает. Я пытаюсь разобраться, что со мной, но ни местные психиатры, ни кто-либо не может мне помочь. И это меня мучает…»
С) Эдмунд Гуссерль. Некоторые аспекты феноменологии
Эдмунд Гуссерль очень не нравился Владимиру Ильичу Ленину. Это – в «Философских тетрадях». Но, Ленин никак не объясняет своего негативного отношения к основоположнику философской феноменологии. Зигмунд Фрейд в «Психопатологии обыденной жизни» вплотную подошел и к феноменологии жизни Эдмунда Гуссерля и вообще к экзистенциализму, как таковому! Но, неосознаваемая и не подвергаемая критики жажда все объяснять, все анализировать, не позволили Фрейду подняться до высот обыденного сознания! Так, две работы великого аналитика – «Толкование сновидений» и «Психопатология обыденной жизни», – остановились у порога феноменологии и экзистенциализма. Фрейд был аналитиком. В конце Х1Х века и до середины ХХ-го века, и «физики», и «лирики» были аналитики! Сейчас «номенклатурное сознание» вытеснило слово «анализ», ибо данное понятие имманентно и перманентно предполагает «синтез», и заменило его безответственным понятием «эксперт». Экспертиза – это уже apriori нечто, идущее дальше и анализа и феноменологии. Ибо, она требует проверки практикой. Верифицирования. Здесь приведем отрывок из «Психопатологии обыденной жизни» З. Фрейда, чтобы проиллюстрировать его приближение к феноменологии Эдмунда Гуссерля.
«Прекрасный пример обмолвки, имеющей целью не столько выдать самого говорящего, сколько послужить ориентиром для постороннего слушателя, мы находим в шиллеровском «Валленштейне» («Пикколомини», действие 1, явление 5); она показывает нам, что поэт, употребивший это средство, хорошо знал механизм и смысл обмолвок. Макс Пикколомини в предыдущей сцене горячо выступает в защиту герцога и восторженно говорит о благах мира, раскрывшихся перед ним, когда он сопровождал дочь Валленштейна в лагерь. Он оставляет своего отца и посланника двора Квестенберга в полном недоумении. И затем 5 явление продолжается так:
Квестенберг:
О горе нам! Вот до чего дошло!
Друг, неужели в этом заблужденье
Дадим ему уйти, не позовем
Сейчас назад, и здесь же не откроем
Ему глаза?
Октавио (возвращаясь из глубокой задумчивости).
Мне он открыл глаза.
И то, что я увидел, – не отрадно.
Квестенберг:
Что ж это, друг?
Октавио:
Будь проклята поездка.
Квестенберг:
Как? Почему?
Октавио:
Идемте! Должен я
Немедленно ход злополучный дела
Сам проследить, увидеть сам… Идемте!
(Хочет его вести.)
Квестенберг:
Зачем? Куда? Да объясните!
Октавио (поспешно):
К ней!
Квестенберг:
К ней?
Октавио (поправляется):
К герцогу! Идем [38].
Эта маленькая обмолвка «к ней», вместо «к нему» должна показать нам, что отец прозрел мотив пристрастности сына, в то время как придворный жалуется, что «он говорит с ним сплошь загадками».
Изложенный здесь взгляд на обмолвки выдерживает испытание даже на мельчайших примерах. Я неоднократно имел возможность показать, что самые незначительные и самые естественные случаи обмолвок имеют свое основание и допускают ту же разгадку, что и другие, более бьющие в глаза примеры. Пациентка, которая вопреки моему желанию, упорствуя в своем намерении, решается предпринять кратковременную поездку в Будапешт, оправдывается передо мной тем, что ведь она едет всего на три дня; но оговаривается и говорит: всего на три недели. Отсюда ясно, что она предпочла бы назло мне остаться вместо трех дней на три недели в обществе, которое я считаю для нее неподходящим».
Зигмунд Фрейд и все его последователи-психоаналитики, интересовались «бессознательным». Анализировать сознание тогда позволительно было только с позиций Евгения Блейлера, которого Фрейд молча игнорировал. Карл Юнг все же был учеником Евгения Блейлера и работал в его клиники и его методами, поэтому разрыв с Фредом для него был неизбежен. Но, Юнг была, пардон, не по зубам, феноменология. Поэтому он и искал «убежища» у Фрейда. Вернее, у его «бессознательного».
…Эдмунд Гуссерль, в работе «Философия как строгая наука», занялся «очищением» сознания от всяких проявлений «смутного брожения духа». К сожалению, «жизненный мир» не дал ему достигнуть идеала, выраженного еще Фихте «Ясное, как солнце». «Жизненный мир» ворвался в феномены! «Я» оказалось «густо замешанным» «на крови и сперме» (В.Е.Рожнов). Вот, если бы Гуссерль дополнился бы психопатологией обыденной жизни, то «Общая психопатология» появилась бы раньше 1913 года! Нужно набраться философского мужества, чтобы увидеть существенное общее в построениях Фрейда и Гуссерля. Возможно, Карл Ясперс это видел? Представьте, что основное понятие феноменологии Гуссерля – интенциональность сознания, довести до логического конца. Ведь, тогда получится «эрос» и «танатос» в понимании Зигмунда Фрейда! Ведь, как ни крути, как ни верти, пансексуализм и феноменологию (что на наш взгляд делал Карл Ясперс в «Общей психопатологии»), а, все человеческие интенции так или иначе направлены к сексу и смерти! Это высказали два независимых мыслителя – Лев Шестов и Серен Кьеркегор. Фрейд в «Психопатологии обыденной жизни» отнес к ней веру в случайности и суеверия! Но, ни секс, ни смерть – далеко не случайности и не суеверия! (Читай: Е. Черносвитов. «Формула смерти» Изд.2-ое).
Интенциональность сознания Гуссерля – жестко связывает «Я», через понятие «объект», с «жизненным миром». «Я», оказавшись между Сциллой и Харибдой – «сексом» и «смертью», теряет себя! Возникает потребность в аутоидентичности и аутоидентификации, для того, чтобы, как потом писали экзистенциалисты, обрести подлинное поведение и бытие. Но, даже в подлинном бытие, «Я» вынуждено бимодоминировать и, в случае, если ему не удается обрести в себе «alter ego», превратмиться в собственную «тень», «мумию» – бидоминатность. Великий писатель второй половины ХХ-го века, мало кому известный, Гоффредо Паризе, проиллюстрировал в своих рассказах, что значит быть собственной «модальностью»! Читай его «Человек-вещь».
Эдмунд Гуссерль традиционно, выделял такие способностей сознания, как ощущение, вспоминание, суждение, воображение. Еще Аристотель утверждал, что для отражения модусов времени используются такие способности ума, как опыт – для отражения настоящего, память – для отражения прошлого и воображение – для отражения будущего. Что касается пространства и его свойств, то здесь аналогия со временем, как бы частично утрачивается. Ибо, для отражения «правого» нужно использовать другие способности ума, чем для отражения «левого», но для отражения «низа» нужны те же самые способности сознания, что и для отражения «верха».
Данные утверждения, заимствованы у Аристотеля гностиками, являются особенно показательны, так как демонстрируют неизбежность привлечения представлений о модусах времени в различных его ипостасях. То, как Кроноса, то, как Хроноса, то, как Сатурна и сатурналии.
Так, к примеру, с одной стороны, расстояние между дверью и окном уже наличествует, уже есть, ибо, это состоявшийся акт, «настоящее» и даже в каком-то смысле «прошлое». Так, как относится ко времени, когда строился дом. С другой стороны, этому уже существующему расстоянию можно дать оценку. И, что касается правильности оценки этого расстояния свидетельствующим «Я», то она, оценка, как и всякое оценивающее суждение, принадлежит «будущему», может быть ближайшему, «будущему». Это – верифицируемо. Стоит, только подойти и измерить это расстояние, и свидетельствующее «Я», «узнает», право оно или нет.
Но есть