Он разворачивается и уходит.

– Господин Заид! – бегу за ним. – Мы с Амирой уже поцеловались и… – Он резко тормозит и внезапно поворачивается в мою сторону. – Поэтому именно я должен жениться на ней! Мустафа не может взять ее в жены, она уже не чиста.

Я буквально вижу, как грозовая туча над головой шейха становится темнее, ее рассекают молнии, и откуда-то из недр прорывается гром. Полагаю, мне конец, но будь я проклят, если отдам свою принцессу левому мужику. Шейх делает шаг ко мне и нависает, пытаясь подавить. Не могу сказать, что мне совсем не страшно. В такой ситуации не будет бояться только идиот с полным отсутствием инстинкта самосохранения. Я не идиот, но и не напуган настолько, чтобы отступить. Перед глазами мелькает образ влажных от слез глаз Амиры, которые я успел заметить перед тем, как парень усадил ее в машину.

– Вы позволили чужому мужчине коснуться ее! – вдруг выпаливаю я, осознав, что тот прикасался к моей принцессе. Им же запрещено касаться! Тогда почему он позволяет себе такое?!

– Он – семья, – севшим голосом произносит Заид. – А ты – нет. И никогда ею не будешь. У тебя есть сутки, чтобы покинуть мою страну, Малоун. Если через двадцать четыре часа ты все еще будешь здесь, можешь прощаться с жизнью. Даю тебе этот срок в память о хороших отношениях с твоим отцом. Целуй ему руки за мою невиданную щедрость.

Он снова отворачивается и идет к машине, но я опять догоняю его, хватаю за локоть и разворачиваю лицом к себе.

– Я не отдам ее другому! – рявкаю прямо в лицо шейху, но лишь его иронично изогнувшаяся бровь выдает, что он не каменное изваяние.

– Тогда сражайся до смерти. Она очень близко, – шипит он в ответ и на этот раз все же садится в машину, которая через несколько секунд покидает стоянку.

Я стою, словно парализованный, и смотрю на задние огни джипа, в котором увезли мою принцессу. Потом сажусь в машину и еду домой. Мне нужно обдумать план, как забрать Амиру у ее семьи. После этого нужно вывезти ее из страны, чтобы уже в привычной обстановке пожениться и наконец доказать всем, что она моя. Я мог бы плюнуть на все эти сложности, вернуться домой, найти себе девушку и построить с ней нормальную семью. Привычную для меня и для нее. Но как только подумаю об этом, в грудной клетке неприятно простреливает. Я не могу отдать Амиру другому! Я сдурею, только представляя, что кто-то сможет касаться ее.

Амира

Тишина в машине оглушает. Как только мы скрываемся за поворотом и Мал исчезает из поля зрения, я впиваюсь взглядом в отца.

– Папа, он ни разу не переступил черту, – пытаюсь спасти наше с Малоуном положение, но в ответ получаю резкий жест: взмах рукой, которым отец обычно обрубает все разговоры, которые, по его мнению, должны прекратиться.

– Замолчи, – громыхает он. Не кричит, нет. Он вообще редко повышает голос. Но произносит это «замолчи» таким голосом, что хочется втянуть голову в плечи, а еще лучше, подобно страусам, спрятать ее в песок. Да, вот тот бархан вполне подошел бы. Папа прикладывает телефон к уху. – Джанан, собирай вещи свои и Амиры, мы возвращаемся домой. Нет. Дома поговорим. Я сказал, собирай вещи! И не спорь со мной хотя бы сейчас.

Отключает звонок и кладет руку с телефоном на колено. Я вижу, что он то и дело вибрирует, а на экране высвечивается «Душа моя», но папа каждый раз сбрасывает звонок. Если он не разговаривает с мамой, это может значить только одно: я труп. Больше отец никогда не поверит мне. Не выпустит из дома, не позволит получить образование.

Я сжимаюсь на сиденье и стараюсь плакать как можно тише, но рыдания все равно разрывают грудную клетку и наполняют тишину салона. Папа ненавидит, когда я плачу. Может, так он немного смягчится? Когда-то он сказал мне, что любит всех своих детей, но я для него особенная. Это его слова. Что же изменилось?

– Папа, выслушай, – прошу снова.

– Амира, я сказал замолчать! – грозно рявкает он, и я даже дергаюсь от этого вскрика.

– Он не сделал ничего недозволенного, – оборачиваюсь к нему лицом, собираясь все же высказаться, даже если он не хочет слушать меня. Что-то да услышит.

– Он! Тебя! Касался! – ревет отец, глядя на меня бешеным взглядом, от которого содрогаются мои внутренности. – Что еще он делал с тобой?!

Папа нервно нажимает на кнопку, но водительская перегородка поднимается слишком медленно. Он гипнотизирует ее взглядом. Его челюсти крепко сжаты, ноздри раздуваются, дыхание тяжелое. Мне кажется, в эту секунду я могу чувствовать не только свою боль, но и его тоже. Я ведь была его любимой доченькой. Его красавицей и надеждой, и вот так легко наплевала прямо ему в сердце. Но как я могла иначе?! Как?! Я влюбилась так сильно, что готова была… к чему? Предать семью? Нет, я бы никогда так не поступила. Но ведь папа должен меня понять! Мне кажется, что иногда он чувствует меня даже лучше, чем мама!

– Ничего, – отвечаю шепотом, когда перегородка наконец с тихим щелчком становится на место.

Папа прищуривается, всматриваясь в мои глаза, как будто не верит. Почему не верит, а? Может, потому что я обманывала? О, Всевышний, почему мама не уехала, когда планировала? Почему я не подождала до ее отъезда? Знаю ведь, что родители долго не могут в разлуке, и все равно рано или поздно отец приехал бы к ней.

– Завтра никах, – отец отворачивается к окну.

– С Малоуном? – радостно выдыхаю я. – Спасибо, папочка! Ты самый лучший.

Подаюсь вперед и хочу взять его руку, чтобы поцеловать, но папа грубо ее одергивает.

– С Мустафой.

Меня как будто оглушили, в ушах стоит звон, а от лица отливает вся кровь. Я чувствую, как от ужаса холодеют кончики пальцев, как они начинают подрагивать. Глаза тут же снова наливаются слезами, нижняя губа дрожит, а горло щекочет ком.

– Папа…

– Что, Амира?! – он снова смотрит на меня. Я вижу эту боль в его глазах. Разочарование, которое разрывает мои внутренности. – Что ты хочешь сказать? Как сильно любишь неверного? Или хочешь рассказать, как ты с ним?..

Он обрывает свою речь на полуслове, поднимает жужжащий телефон и прикладывает к уху.

– Да! – рявкает в трубку. – Душа моя, – цедит сквозь зубы, – я просил не спорить. Сабит остается. Какой… аквариум, Джанан?! Не до него сейчас! Мы подъезжаем, поговорим дома.

– Папа, я прошу тебя, – умоляю, подавшись снова к нему. – Я не люблю Мустафу.

– Ничего страшного, полюбишь со временем. Главное – уважение.

– Ты не из уважения женился на маме! – срывается мой голос. – Ты женился по любви! Вы счастливы в браке! Почему я должна быть лишена своего счастья?! Услышь меня, пожалуйста! Малоун…

– Не произноси его имя! – ревет отец. – Теперь в нашей семье оно под запретом!

Я не успеваю ему ничего ответить, как дверца машины с моей стороны открывается, и Айрат протягивает мне руку, чтобы помочь выйти. Мне кажется, только в глазах кузена я вижу сочувствие. Он всегда хорошо ко мне относился, даже когда был вынужден за мной присматривать.