Фабрики требовали, чтобы люди использовали энергию для питания машин. Владельцы возводили заводы рядом с реками, чтобы использовать водяные колеса. Со временем они стали применять пар от угля на электростанциях, а затем перешли на электроэнергию[414].

Сегодня экономисты указывают на три причины, почему именно производство, а не другие сектора экономики, позволяет бедным странам превратиться в богатые. Во-первых, бедные страны могут стать такими же эффективными в создании вещей, как и богатые, и даже превзойти их. Бедным государствам относительно легко украсть у богатых секреты производства. Американцы украли заводское «ноу-хау» из Великобритании в XVIII и XIX веках, так же, как Китай в последние годы крал интеллектуальную собственность у США и других наций[415]. Во-вторых, товары, изготовленные на фабриках, легко продавать в другие страны. Это позволяет развивающимся странам производить товары, которые они пока не могут позволить себе купить, и покупать то, что они сами пока не могут изготовить. Даже когда остальная часть экономики не работает из-за высокого уровня коррупции в правительстве или других факторов, история показывает, что фабрики могут продолжать работать и стимулировать экономический рост.

Наконец, фабрики трудоемки, что позволяет им поглощать большое количество неквалифицированных мелких фермеров. Бывшим фермерам, таким как Супарти, не нужно изучать новый язык или приобретать специальные навыки, чтобы работать на фабриках. «Сравнительно легко превратить фермера, выращивающего рис, в работника швейной фабрики», – отмечает экономист Гарвардского университета Дэни Родрик[416].

За последние 200 лет бедные страны обнаружили, что для того, чтобы развиваться, им не нужно обрубать коррупцию или обучать всех подряд. До тех пор, пока фабрикам было позволено свободно работать, а политики не воровали слишком много у их владельцев, производство могло стимулировать экономическое развитие. И со временем, по мере того как страны становились богаче, многие из них, включая США, становились менее коррумпированными. «Даже если у вас очень плохие начальные условия, вы предпринимаете несколько правильных шагов, чтобы стимулировать внутреннее производство узкого спектра трудоемких производств – и вуаля! – у вас уже есть двигатель роста», – говорит Родрик[417].

Так было в случае с Индонезией. В 1960-е годы она была такой же бедной, как сегодня многие страны Африки к югу от Сахары. Гражданская война и массовые убийства с 1965 по 1966 год, по последним оценкам, привели к гибели более миллиона человек, а может, и больше[418]. Правительство было и остается коррумпированным[419]. Напомним, что Айпе избили после того, как она обнаружила индонезийских солдат, участвовавших в махинациях с недвижимостью. И все же несмотря на то, что Индонезия была неблагополучной и коррумпированной страной, а во многих отношениях остается таковой до сих пор, она сумела привлечь достаточное количество производства для стимуляции развития; годовой доход на душу населения вырос в период с 1967 по 2017 год с 54 до 3800 долларов США[420]. Для Супарти это означало, что ее заработная плата увеличилась более чем втрое с тех пор, как она устроилась на свою первую работу в городе. Работая на фабрике, она к 25 годам смогла купить телевизор с плоским экраном, скутер и даже жилье.

В начале 2000-х годов молодой голландский экономист Артур ван Бентем трудился в нефтяной компании Shell в Нидерландах над разработкой сценариев для прогнозирования будущего спроса и предложения энергии. В 1960-х годах компания стала пионером планирования сценариев, которое, по сути, позволяет планировать, что может принести будущее. Это направление позволило Shell предвидеть рост цен на нефть в 1970-х и снижение в 1980-х и, таким образом, застраховать свои ставки. Для прогнозирования обвалов рынка сценарное планирование Shell основывалось на парадоксальном, противоречивом мышлении и постоянном поиске новых доказательств, а не на предположениях[421].

Как и многие энергетические аналитики того времени, ван Бентем предположил, что более энергоэффективные лампочки, холодильники, компьютеры и практически все другие технологии позволят бедным странам разбогатеть, используя гораздо меньше энергии, чем богатые государства. «Поскольку все эти энергоэффективные технологии сегодня также доступны в Китае и Азии, – говорит ван Бентем, – вы можете ожидать более низких темпов роста энергопотребления, чем в США или Европе, когда у них был одинаковый уровень ВВП»[422]. Ван Бентем решил попытаться определить, действительно ли произошел такой «энергетический скачок», как его называют. Он создал базу на основе данных о ВВП, ценах на энергоносители и потреблении энергии из 76 стран. Произвел расчеты. И не обнаружил никаких признаков скачка.

– Во всяком случае, – сказал он мне, – я обнаружил, что все немного наоборот: развивающиеся страны демонстрируют более энергоемкий рост при тех же уровнях ВВП, чем развитые страны[423].

Благодаря энергоэффективности такие явления, как освещение, электричество и кондиционирование воздуха, становятся намного дешевле. Но в результате люди используют их чаще, что снижает экономию энергии, которая была бы достигнута, если бы уровень потребления не повысился[424]. То же самое произошло и с крупными, дорогими и энергоемкими продуктами, такими как автомобили.

– Если вы посмотрите на сегодняшнюю Индию, то один из самых продаваемых автомобилей [Suzuki Maruti Alto] – это очень энергоэффективный автомобиль стоимостью 3500 долларов, который «съедает» 6 литров на 100 км, – объяснил ван Бентем. – Это намного эффективнее, чем автомобили, использовавшиеся в США столетие назад[425].

С 1800 года освещение подешевело в 5 тыс. раз. В результате мы используем его гораздо больше у себя дома, на работе и на улице. Дешевые светодиоды позволяют Супарти потреблять гораздо больше света, чем могли наши бабушки и дедушки, когда находились на аналогичном уровне дохода[426]. Автомобили становятся дешевле, и все больше людей могут их покупать, увеличивая потребление энергии.

– Низкая стоимость Suzuki Maruti Alto и его высокая эффективность позволяют использовать его большему числу бедных индийцев, – отмечает ван Бентем[427].

В словах аналитика нет ничего нового. Тот факт, что энергоэффективность – форма производительности ресурсов – снижает цены, что увеличивает спрос, лежит в основе экономики. И экономисты продемонстрировали, что более дешевое освещение привело к росту потребления в 1996-м, а затем снова в 2006 году[428]. Таким образом, то, насколько мы богаты, отражается на количестве потребляемой нами энергии. Среднестатистический конголезец использует 1,1 кг нефти в день в энергетическом эквиваленте. Средний индонезиец потребляет 2,5 кг в день в энергетическом эквиваленте, а среднестатистический гражданин США – 19[429].

Но за этими цифрами не видно огромных различий в качестве энергии. Почти все потребление энергии среднестатистическим конголезцем приходится на сжигание древесины и другой биомассы, тогда как у индонезийцев на эти материалы приходится всего 24 %, а у среднего американца – почти ничего. За