своё доброе имя.

– Получено судебное решение на распечатку его телефонных звонков, надеюсь, на следующей неделе что-нибудь проясним.

– Я хотела сообщить: кажется, что за мной следят. Я чувствую чужие взгляды на себе в таких местах, где нет людей. Вы понимаете меня, я не толпу имею в виду, не рестораны, не лекции? Как будто кто-то наблюдает за мной со стороны и подстерегает одну.

Следователь Семенихин промолчал и задумался. Кто угодно мог бы отвертеться от этих опасений, успокоить молодую женщину, придумать причину не обратить на это внимания, но только не он, не Алексей Семенихин. Мечта о серьезном расследовании была его целью в последние годы. Он закончил разговор со свидетелем и подошёл к окну.

Рыжеватый, с веснушками, Лёшка Семенихин, как его называли в отделе, был молодым следователем двадцати восьми лет. Недавно женившийся, живущий в служебной квартире, он не утратил ещё веру в закон и справедливость, желание быть полезным для людей. Начальник отдела, к которому пришёл Михаил Колосовский с заявлением, посчитал преступника личностью установленной, определенной, а дело – не требующим серьёзных навыков и опыта. Вот тут и пришёл на память Семенихин. Дело о хищении будет висяком: ведь преступник, скорее всего, сбежал без следа с денежками. А висяки серьезным следователям не нужны.

Сигарета догорала, дым улетучивался через открытый балкон. Алексей вернулся в кабинет и подошёл к магнитной доске, что-то начертил на ней, отошёл в сторону. Как минимум два вопросительных знака стояли возле фамилии Раудиса...

Анна улетела, но весь следующий день гости отеля провели в разговорах о ней. Берта пару раз вспомнила «эту хитрую Рауде», Борислав же никому ничего не говорил, но голову его занимали только мысли об Анне. Вида он не подавал, но выглядел озадаченным.

На завтраке собрались Колосовские и Отто Вагнер.

– Отто, нам не совсем понятно твоё поведение. Ты вёл себя не как партнёр по бизнесу. Что тебе до Анны? Это наши внутренние проблемы, никак не связанные с тобой, – Борис злился, ревновал и хотел узнать планы Отто в отношении Анны. Прямо спросить он не решался.

– Борис, а мне непонятно твоё поведение. Насколько я знаю, Анна за несколько лет доказала свою преданность, – недоумевал Отто. – По-твоему, я позволил бы обвинять её?

Слова прозвучали как точный и выверенный удар. Ощущение собственной слабости и никчёмности в последние дни стало верным союзником Бориса. Что он мог дать ей?

– Отто, никто её не обвинял, так сложились обстоятельства, – вступился Михаил.

Проницательности молодому немцу было не занимать. Взгляды Бориса на Анну, её смущенные опущенные глаза... Между ними определенно что-то произошло, и этот факт его совсем не радовал. Отто надеялся её завоевать.

– Да, она не виновата, но долг мужа теперь отдавать ей.

– Отдавать деньги Анну никто не принуждает, решение об этом примет суд, – объяснил Михаил.

– Я буду добиваться расположения Анны, если это вас интересует. Насколько мне известно, соперников, готовых за неё бороться, у меня нет? – Отто хитро посмотрел на Бориса, ответа не последовало, как он и ожидал.

Вылет был вечерним чартером. Борис стоял на том же месте, где была Анна. Он не мог объяснить себе, почему эта женщина не выходит из головы. Сложно представить, что такой привычной Ани, Нюши, как называла её мама, теперь нет. Она существовала, как будто всегда, и её присутствие стало незаметным, привычным: встречи в офисе холдинга, совместные походы в кафе во время обеденного перерыва. По дружбе он тоскует или по утраченной игрушке? Решение не приходило: было ослепление, как от взрыва, когда от жара пламени ничего не видно. Он решил, что время всё рассудит.

Глава 20.

Счастье не должно зависеть от окружающих обстоятельств, его источником является то, что внутри. Даже если на данный момент в душе засушливая пустыня... Винить окружающих, что тебя не любят, винить кого-то в том, чего нет у тебя, – значит, высушивать эту пустыню ещё больше!

Но душу Анны очищали слезы, они словно подготавливали почву, как удобрение: ей нужно было помнить не только о себе и своих муках, но и поддерживать тех, кто рядом. Где искать силы восстановить себя, собрать по крупицам, восстать из пропасти отчаяния и обиды? Нужны самодисциплина и прощение. Надо оставить этот рюкзак с камнями в прошлом и не таскать его повсюду с собой. Чёрт, но как же это сложно, особенно когда вопросов больше, чем ответов, а пытливому уму хочется разобраться в происходящем.

Потеплело, и Анна гуляла по парку – так ей лучше думалось. Она оставляла машину поблизости и долго-долго ходила. Жизнь вокруг кипела: мамочки с колясками, спортсмены на велосипедах, бегуны... На людях все лучше, чем сидеть одной и жалеть себя.

Деньги, отложенные дочери на учебу, были неприкосновенны, а дивиденды холдинга уходили на покрытие долга – Анна оказалась в очень затруднительном финансовом положении. Она начала подрабатывать репетитором иностранных языков для школьников и студентов. Машина позволяла ей быть мобильной и охватывать больше людей: необходимы были средства для открытия языкового центра. Техника, мебель, помещение в аренду в проходимой части города – всё это требовало начального капитала.

Никто из Колосовских не звонил и не писал, редкими были звонки даже от Отто: все его пылкие чувства и желание жениться, как будто растворились с окончанием собрания в Шарме.

А в один из таких вечеров в конце апреля, когда весна понемногу вступила в свои права, он позвонил:

– Аннета, добрый вечер. Как ты?

– Отлично, дорогой, еду от ученика, – Анна была рада его слышать.

– Я все время думаю о тебе...

– Так почему не звонил, не писал? Ты не представляешь, насколько тяжелый у меня был месяц!

– Анечка, я думал, Боря меня заменил, – удивился тот.

– Да с чего ты взял? Он такой же Колосовский, как и все они, с чего ему меня поддерживать? – Анна оторопела от прямолинейности Отто.

– Аня, я видел на собрании, как он себя вёл, смотрел на тебя, а ты смущалась и краснела, знаю, что он ездил провожать тебя в аэропорт. Почему ты настолько не уважаешь меня, что допускаешь обман? Я не хочу терять время впустую, скажи правду, – Отто чеканил по-немецки.

– Ладно, мы переспали. Но никакого продолжения не случилось. Это было ошибкой, непростительной с моей стороны.

– Господи, я почему-то так и подумал. И что, я могу продолжать ухаживать за