Шрифт:
Закладка:
Важным моментом истории Древней Европы в эпоху бронзы было формирование и экспансия культур полей погребений, отличных от всех предшествующих распространением погребального обряда сожжения (с захоронением в урнах, обычно – в бескурганных грунтовых могильниках). Этот обряд, безусловно связанный с новым комплексом религиозных представлений, пантеоном и мифологией, рассматривается как проявление новой консолидации «древнеиндоевропейского населения», того этнического массива первоначальных «североиндоевропейцев», который стал основой ряда древних народов Европы, относящихся к индоевропейской языковой семье: греков (ахейцев, ионийцев и дорийцев – эллинов), италиков (латинян, умбров, самнитов и др.), иллирийцев, кельтов, иберов.
Мощным импульсом этих расселений было воздействие крито-микенской культуры: возникшие здесь в середине II тыс. до н. э. (XVI в. до н. э.) эталоны вооружения, тактики и организации боя, героические образы победоносных бойцов с очевидностью проявились в усвоении и распространении племенами культуры полей погребальных урн (ППУ) бронзового оружия, прежде всего длинных «мечей-рапир», средства богатырских поединков. Типы мечей, выработанные мастерами и воинами ППУ, распространяются по всей Европе, и чрезвычайно выразительна концентрация их на рубеже XIII–XII вв. до н. э. в доисторической Дании (Pigott, 1973: 146–160, fig. 79, 80, 81).
Культуры полей погребальных урн занимали в XIII в. до н. э. Подунавье, в XII в. до н. э. расселились в Италии, Швейцарии и Южной Германии, Восточной Франции, Центральной Польше, где образуется одна из крупнейших культур полей погребальных урн – лужицкая культура XIII–VIII вв. до н. э. (сложившаяся в эпоху бронзы и продолжавшая свое развитие в раннем железном веке, Гальшатскую эпоху европейской доистории). Основное ее население, видимо, составляли носители иллиро-италийских диалектов индоевропейских языков, а возможно, и древнего этнонима венеты (венеды), в этом регионе позднее наследованного славянами (Мартынов, 1989).
В Центральной и Западной Европе смешение носителей культур полей погребальных урн с курганной культурой дает в итоге новые культурные общности «гальштатского круга», в пределах которого, при переходе от эпохи бронзы к эпохе железа (ГАЛЬШТАТ С и D), из первоначального иллиро-кельтского массива носителей этих культур выделяются и форсированно проходят фазы этногенеза древние кельты (Филип, 1961).
«Северный круг бронзы» (Nordisches Kreis) обычно не расчленяют на археологические культуры, но лишь на периоды: причина – возросшая унификация «нордической» скандинавской культуры, распространение общеевропейских и выработка собственных общескандинавских культурных норм, впервые свидетельствующих о реальном этнокультурно-языковом «северном единстве» нордических прагерманцев (Brøndsted, 1961). Общескандинавской особенностью этой прагерманской нордической культуры эпохи бронзы становятся порою монументальные (до 3–5 м и более высотой) курганы со сложными каменными конструкциями (венцами, платформами, внутренними насыпями) (Becker, 1966: 267–269; Hagen, 1869: 928–930; Stenberger, 1969: 1256–1259).
В погребальных памятниках ранней бронзы периода I обычны захоронения в каменном ящике или дубовой колоде (дубильные вещества прекрасно сохраняют ткани, одежды), мужчин – в туниках и шерстяных плащах, конических войлочных или шерстяных шапках, женщин – в шерстяных юбках, жакетах с короткими рукавами, с сеткой на волосах.
В период II северной бронзы (по Монтелиусу) характерны высокие курганы 2–4 (до 5) м, диаметром от 15–25 до 40–50 м, со следами пахоты в основании насыпи, оградой из больших камней (или столбов). Курганные насыпи – каменные (на континенте преобладали земляные), их ставили на прибрежных возвышенностях, открытых к морю. Нередко, особенно в Сконе, можно отметить, что курганы расставлены на высоких мысах, от открытого морского побережья в глубину фьордов, в визуальной взаимосвязи, словно маркируя путь мореходов в гавани и к поселениям прибрежных долин. Нормой, по-видимому, становится ситуация, когда на гранитных вершинах «коренного берега» скандинавских долин ставились каменные курганы, словно оберегающие заселенный и освоенный край; по основанию склона гранитного берега, на высоту в один-два человеческих роста, размещались тянувшиеся на десятки и сотни метров «изобразительные полотнища» петроглифов, а дно долины, образованное обильными и плодородными отложениями намывных лессовых почв, занимало аккультурованное пространство пастбищ и пашен, с размещенной на береговом склоне и достаточно стабильной селитьбой первобытных «ферм», усадеб, bo, bu (ср. слав. бы-ти), состоящих из деревянного дома столбовой конструкции, с оградой и хозяйственными постройками, хлевом, амбаром и пр. Такой «крестьянский двор» нордической культуры бронзового века по данным раскопок восстановлен у крупнейшего местонахождения южношведских петроглифов Танум (Tanum) в Сконе.
Период III характеризует появление обряда сожжения, постепенно распространяющегося, очевидно, под воздействием культуры полей погребальных урн. Традиционное устройство курганных могил, однако, при этом не меняется, монументальные насыпи продолжали сооружать на возвышенностях побережья и над долинами, на скальных вершинах, склоны которых покрыты петроглифами.
Периоды IV–VI – это время усиливающегося влияния на нордическую культуру среднеевропейской культуры полей погребений: распространяются биконические урны с остатками сожжений и скромным по составу инвентарем (бритвы, булавки, фибулы, пинцеты), иногда подхороненные в старых курганах. Появляются плоские и широкие курганы с кольцом из камней. Сравнительно широко представлены поселения первобытных земледельцев и скотоводов, которые можно рассматривать как архетип заселения Скандинавии для последующих периодов, что нередко (как в Хельгё в Швеции) подтверждает и преемственность археологических памятников, маркированных топонимами «Бу» (Reisborg, 1988: 100–103; Ambrosiani, 1988: 14–19).
Начало эпохи бронзы Севера (1500–1400 гг. до н. э.) связано, безусловно, с влиянием среднеевропейской унетицкой культуры на юге Скандинавского полуострова, а также британско-ирландской – на юго-западе Швеции. В середине II тыс. до н. э. металл достиг Скандинавии в таком количестве, что стала возможной самостоятельная обработка (подражания бронзовым изделиям видны уже в кремневых изделиях позднего неолита). Двухчастные литейные формы из жировика с вырезанными в них, иногда сериями, однотипными изделиями появляются в Северной Зеландии, в поздней бронзе они распространяются на Фюнен и другие датские острова, восточное побережье Ютландии; через Сконе бродячие ремесленники разносят навыки и изделия металлургии по остальным заселенным областям Скандинавии; известен ряд случаев, когда литейные формы точно совпали с изготовленными в них изделиями, найденными археологами в других местах и на много десятилетий ранее (или позже): особенно характерно это для массовых видов орудий труда, таких как топоры-кельты (Ronne, 1996).
Металлические вещи входят в употребление, при сохранении кремневых кинжалов, наконечников копий, резцов. Сохранялись на протяжении всей эпохи бронзы и мелкие кремневые ножи, скребки, тонкооббитые и ретушированные наконечники стрел, каменные проушные топоры (порфировые). Металл достигает Южной Швеции и распространяется оттуда по соседним территориям до Средней Швеции. Самостоятельный очаг металлургии в конце эпохи бронзы возник даже в северной сланцевой культуре.
О размахе устойчивых связей можно судить по таким находкам, как бронзовые кривые мечи из Norre, Heda, Эстеръётланд, и Knutstorp, Сконе, саблевидные, с линейным орнаментом. Монтелиус оценил их как импорт из Египта (позднее еще один найден на Зеландии, Roerby). В Европе подобные формы неизвестны. Парадное, безусловно передневосточное по своим формам, оружие (такие мечи известны на Древнем Востоке
