Шрифт:
Закладка:
— Ну что, какие перспективы насчет игровой приставки? — спросил я его.
— На днях будут, — ответил он.
— А точнее?
— Самое позднее — в понедельник.
— Мне нужно в субботу утром.
— Для этого надо ехать в область.
— Съезди, Рудик, будь другом!
— Бензин… расходы… — начал мяться торгаш.
— Совесть поимей! — сказал я ему. — Ты будешь иметь больше штуки за всю партию, за такие башли можно бы и пошевелиться.
— Ну ведь придется наликом заплатить…
— Без проблем!
Вынув из кармана кошелек, я отсчитал ему двадцать сотенных бумажек.
— Держи! Свою долю получишь, когда привезешь товар.
— Понял, шеф!
— И еще. Подбери мне к субботе телек, чтобы был с этой приставкой совместим. И привезешь мне все это послезавтра, часикам к девяти утра. Понял?
— Будет сделано!
— Ну и отлично! Я побежал!
Покинув ошеломленного моей стремительностью Рудольфа, я помчался к Дорониным. Честно говоря, понятия не имел, что меня ожидает в этом семействе. И не удивился бы, окажись я опять в какой-нибудь развалюхе. Однако, судя по адресу, указанному в классном журнале, «Чапаев» жил в добротном доме в частном секторе. Правда, насколько сей дом добротен, с первого взгляда понять было трудно. Его окружал глухой, высокий забор, из-за которого виднелась только крытая шифером крыша.
Табличка на воротах извещала, что во дворе обитает злая собака, но это можно было понять и по злобному бреху, который доносился из-за забора. Рядом с калиткой виднелась кнопка электрического звонка, спрятанная от атмосферных осадков под пластиковый козырек. Уже одно это служило доказательством того, что Доронины живут зажиточно. Нажав несколько раз на кнопку, я принялся ждать. Некоторое время ничего не было слышно, кроме басовитого лая злой собаки.
Наконец, лай прервался обиженным визгом, а потом в калитке заскрежетал ключ. В приоткрытой щели появился глаз. Женский, но не менее злобный, чем у напрасно обиженного пса.
— Учитель, что ли? — поинтересовалась обладательница глаза.
— Классный руководитель, — уточнил я.
— Ну проходите!
Калитка не распахнулась, а лишь приоткрылась ровно настолько, чтобы я мог в нее протиснуться. Я это сделал и оказался в узком проходе между огороженным невысоким штакетником палисадником, в котором торчали из сугробов чахлые деревца, и сеткой рабица, за которой бродил, волоча за собой цепь здоровенный кудлатый волкодав. Увидев меня, собачина открыла пасть, но вместо лая издала сиплый звук, словно зевнула. Хозяйка — толстая тетка, одетая в валенки, халат, а сверху — в ватную душегрейку — зыркнула на пса и повела меня к дому.
Вход был через веранду. Она представляла собой не дощатую пристройку, которую зимой можно использовать в качестве холодильника, а добротное сооружение, теплое даже в нынешнюю холодрыгу. Тетка проследила, чтобы я разулся и разделся и только тогда впустила в дом. С порога я убедился, что мои догадки о достатке семьи Дорониных не пустой звук. Дом был, как говорится, полная чаша. Вместо обычной русской печи — голландка с изразцами. Пол гладкий, покрытый линолеумом. На окне занавески из плотной ткани.
Газовая плита, явно не отечественного производства, холодильник белорусский. Кухонная мебель тоже солидная. Хозяйка кивнула, указав многослойным подбородком на стул, дескать, садись, гость дорогой. Я опустился на указанное сиденье, и тетка опустилась напротив. Даже не попытавшись предложить мне чаю. Сразу ясно, что пресмыкаться здесь передо мною, заглядывать в рот, ловить каждое слово никто не собирался. Обитатели этого дома прочно стоят на ногах и свысока смотрят на разных там учителишек.
— Меня зовут Александр Сергеевич Данилов, — сохраняя вежливый тон, сказал я.
— Доронина, Ирина Сергеевна, — выдавила из себя хозяйка.
— Прежде всего, я хочу поинтересоваться, почему Виктор не был сегодня на уроках?
— Простудился.
— Если он проболеет больше двух дней, должен будет принести справку.
Доронина хмыкнула.
— Об этом можете не беспокоиться.
— Хорошо… Ну насчет бытовых условий спрашивать не буду, — продолжал я. — И так вижу…
— Да уж, — самодовольно колыхнула подбородками мамаша моего ученика. — Наш Витя одет, обут, накормлен не хуже других.
— Это замечательно, — кивнул я. — А как насчет культурного развития?
— А что — насчет культуры? — нахмурилась она. — У нас и радио и телевизор имеется, газеты выписываем…
— Вот Виктор недавно в кино снимался, он вам об этом рассказывал?
— В кино? — переспросила Доронина. — Что он там натворил?..
— В фильме нашей школьной киностудии «Алька и Три мушкетера» ваш сын играл Портоса.
— Как этот… Смиртинский, что ли?..
— Смирнитский… Да, значит, Виктор вам не рассказал…
— Баловство! — отмахнулась хозяйка дома. — Вырастет, в торговый техникум определим… Чтобы человеком стал.
— А он сумеет поступить?
— А что ж — не сумеет?.. Сын Виктора Викторовича да не сумеет⁈
— Виктор Викторович — это ваш муж?
— Да! Он заведует базой райпосылторга!
— Понятно, — кивнул я.
Мы еще не много поговорили. Я ненавязчиво повыведывал о семье Витьки. Как говорится, люди не простые, у государства, возможно тырят, но не мне их судить, мне главное, чтобы ученик мой жил нормально и не нуждался в предметах первой необходимости. А тут ему точно нуждаться не приходилось.
— Ну спасибо за беседу, — я стал собираться. — Виктору мое пожелание скорейшего выздоровления. Жаль, что он не сможет присутствовать сегодня на тренировке.
Из глубины дома донесся какой-то сдавленный вопль, но Доронина нарочито громко, с нажимом произнесла:
— Да, не сможет!
Мамаша несчастного Витюни проводила меня до калитки, наверное, чтобы «злая собака» на разорвала. Хотя скорее надо было опасаться ее хозяйки.
Жалко было «Чапаева». Он потому и не сказал им про кино, что знал — родители не поймут. И вот сегодня сидел тихо, как мышь, потому что мамаша велела. Видать, думала, что придет классный руководитель и начнет жаловаться, а я сломал шаблон, заговорил про кино, сбил ее с толку, а потом взял и ушел. Наверное, она думала устроить передо мною спектакль, поучить учителя жить, а не вышло. Жалко только, что не отпустила пацана на тренировку. И
