Шрифт:
Закладка:
— Что угодно. — Хриплый голос, цокающий, словно в зубах застрял кусочек мяса, и его после каждого произнесённого слова пытаются достать, задал вопрос. Свет, падающий снизу, создавал впечатление, что с гостями разговаривает череп, внимательно рассматривая их пустыми глазницами, в которых мерцают красные огоньки ненависти. Федор непроизвольно вздрогнул.
— Ушицы ба нам, да кваску. — Яромир, видимо не ожидавший такого странного приема, говорил растерянно, почему то поворачивая все время голову, то к одному из своих спутников, то к другому, словно ища у ни поддержки. — И еще, света бы побольше, свечей принеси. Темно тут.
— Ухи сегодня нет, рыбаки подвели, не наловили. Могу предложить только теплое мясо, но попозже, приготовить его надо. Квас сейчас принесу. — Череп улыбнулся жутким оскалом, в сумраке даже показалось, что в уголках губ блеснули острые кошачьи клыки. Но это скорее всего померещилось. — Со светом тоже не получится, вы уж извините, свечи закончились, а мелкой плошки, чтобы налить в нее масло, и сделать второе такое убожество, что стоит сейчас на столе — нет.
«Врет». — Внезапно осознал Федор, и дрожь пробежала по телу. «Зачем? Что-то тут не так. Надо быть осторожнее. Предупредить друзей… О чем? О своих догадках и страхах, в общем-то не на чем не основанных». — Рассуждал он, рассматривая хозяина.
Подождите несколько минут, пока я спущусь в ледник, принесу для дорогих гостей холодных напитков. Можете пока снять оружие и положить в угол комнаты. Неудобно ужинать, когда мешают мечи и ножи. Вы одни, или еще кого ожидать? — Цокающий голос звучал так, словно посмеивался над гостями.
— Одни. — Подтвердил Яробуд. — А где сам хозяин харчевни, мой друг — Батунан? Почему сам не встречает гостей? Где его жена и дети? — Вопрос деда поставил уже разворачивающегося человека, готового уйти для выполнения заказа в тупик. Он медленно повернул голову, словно затягивая время и придумывая ответ.
— В город они уехали, на похороны. Дядя жены умер. — Наконец уверенно произнес он, качнув черепом, словно ставя точку в разговоре. Развернулся и пошел в темноту.
— Капсор? Какое несчастье. — Произнес Учитель в спину странного хозяина, сокрушенно закачав головой, искренне сожалея горю. — Я его хорошо знал. Веселый был человек. Светлый. Скорейшего ему перерождения в Прави. — Он замолчал, опустив голову. Тишина.
Слышно было, как всхрапывают у привязи кони, потрескивает, плюя мелкими искрами, фитиль в плошке, наполняя воздух запахом подгоревшего, прогорклого сала. Не слышно ни сверчков, не мышей. Гробовая тишина отсутствующей жизни в темном доме, где за столом сидят четверо уставших путников в ожидании ужина. Внезапно что-то задергало за рукав нашего героя и на плече взобрался шишок. Взволнованно оглядываясь, словно пытаясь обнаружить за собой скрытую слежку, он приник к уху Федора, и сбивающимся голосом выдохнул:
— Домовой сбежал.
— Что? Не понял тот.
— Тише ты, дубина стоеросовая. Домовой говорю сбежал из харчевни. Упыри это.
— Говори яснее. Ничего не понятно.
— Эко ты — тугодум. Упыри в харчевне логово свили, хозяева тутошние в леднике мертвые лежат. Их к обряду перевоплощения готовят. Что тут непонятного? Или ты слов русских не понимаешь?
— Тааак. — Протянул Федогран, осознавая всю серьезность создавшегося положения. — Иди ка сюда. — Он сделал жест привлекающий внимание друзей, приложил палец к губам, призывая к соблюдению тишины, протянул руку и посадив на ладонь шишка опустил его на стол. — Говори, чтобы все слышали.
— Нашел глашатого. — Буркнул тот. — Говорю же русским языком. В харчевне обосновалась семья упырей. Удобно устроились. Никто же про них не знает. Вот и лютуют. Проезжим кровушку высасывают. Пока слухи распространяться, они тут основательно бед наделают и в лес уйдут. Знаю я их повадки, встречался лет двести назад. Едва живой остался.
— То-то я все гадал, отчего встречных путников нет. — Хлопнул себя полбу Яробуд. — Вот же угораздило нас в историю вляпаться. Совсем я старый стал. Один плюс один сложить не смог: Голос цокающий, темень вокруг, тишина. Все сходится. Вот же я остолоп. Да еще, как назло, бездоспешные мы. Заехали перекусить, да отдохнуть, на свою голову.
— Не нравится мне это, ох как не нравится. — Вступил в разговор оборотень. — Последний раз я упырей лет восемьдесят назад встречал. Думал совсем уже повывели их поганое племя. А нет. Сохранились. Туго нам придется.
— Да уж, тяжело убить, того кто уже мертв. — Вздохнул дед. Если только сжечь.
— Так тут сложного то вроде ничего нет, выйдем, двери поленом подопрем, да подпалим. — Расправил плечи довольный собой Бер.
— Нашелся умник. — Постучал себя по голове шишок. — Они у входа троих поставили, те в тени притаились, и у каждого окна по упырю. Они может и мертвецы, да только не дураки. Соображают получше некоторых.
— А чего ждут? — Федогран задал естественный вопрос.
— Думаю усыпить нас хотят. Кваску с зельем поднесут, мы выпьем и уснем. Вот им и ужин готов, лежит не трепыхается, горло сам под укус подставляет. Удобно, и без риска. — Хмыкнул Яробуд.
— Это сколько же они тут непотребства натворят? — Насупился Бер. — Не дело это. Остановить надо.
— Да — уж. — Почесал затылок дед. — И коней жалко, привык я к ним, да и вас дураков… — Он внезапно осекся. — А ведь это мысль. Надо хотя бы одному сбежать да в столицу ехать, там князя предупредить. Он знает, что делать. Не упустит кромочников, повыведет.
— Не дело это одному ехать. Надо всем. Неправильно так. — Забубнил обиженно Бер.
— Цыц мне еще тут. Раскудахтался. Не получится всем. Не выпустят. Набросятся стаей, не отобьемся. Сами сгинем и людей не предупредим. А один сможет. Выйдет, вроде как лошадей проведать, и ходу. У одного шанс есть, а у всех нет.
— Кто пойдет? — Угрюмый оборотень спросил, не поднимая головы.
— Ты и пойдешь. Ты, и половчее остальных, и поопытнее. Если даже конь сгинет ты и волчьем облике добежишь быстро. Да и столицу знаешь, и князя видел Тебе идти. Сообразишь там что делать. Предупредишь люд о напасти. А мы уж тут как-нибудь. Как вы там говорите: «Плечом к плечу?».
— И пусть враги сдохнут! — Расплылся в улыбке рыжий.
— Чему радуешься. Дурак. Мы помирать сегодня будем. — Морщинистая ладонь отвесила подзатыльник, но сделала это так, словно погладила.
— Никак у меня это впервой? Убивали уже, только не получилось ничего. Живехонький я. — Еще сильнее растекся в улыбке здоровяк.
— Боюсь, что в
