Офицер вместе с солдатами уходят, начальник станции почти бегом удаляется в противоположную сторону, и два таинственных вагона на короткое время остаются без охраны. Генрих уверенным шагом подходит к одному из них, срывает пломбу и с трудом сдвигает в сторону тяжеленную дверь.

Вагон заполнен ящиками. «Вряд ли металлолом стали бы так тщательно упаковывать», – размышляет Генрих, пробираясь в глубь вагона. Один из ящиков, самый большой, приоткрыт. Видимо, в спешке забыли прибить крышку, и она съехала в сторону. Генрих сдвигает ее, а затем светит внутрь фонарем.

Генрих разгребает рукой опилки, которыми ящик засыпан почти доверху, и, наткнувшись на что-то твердое, внезапно отдергивает руку.

Высыпая ладонями опилки из ящика прямо на пол, Генрих видит появляющуюся позолоченную скульптуру. Это чья-то разинутая огромная пасть. Клыки. Мускулистая рука. Сжимающая? Нет, разрывающая эту пасть…

Генрих вспоминает известный библейский сюжет…

И тут его волной накрывают воспоминания: они с Марией сидят в галерее ее отца, листают альбом «Парк фонтанов Петергофа» и рассматривают фотографию самого известного фонтана – «Самсон, разрывающий пасть льва»!

«Вот, значит, что хочет украсть кровавый гауляйтер! – вслух произносит Генрих и спрыгивает из вагона на платформу. – Статую Самсона!»

«Пока начальник станции распорядится о том, к какому составу прицепить эти вагоны, пройдет не меньше четверти часа, – размышляет Штайн. – Я должен спрятать Самсона и тем самым предотвратить эту кражу!»

***

8 января.Суббота. 1944 год. Петергоф.

Фельдфебель Гребер равнодушно взирает с высоты своего двухметрового роста на Генриха. Ему лет тридцать-сорок, точнее Генрих сказать не может. Лицо пересекает здоровенный шрам. Говорят, Гребер воюет на Восточном фронте с первых месяцев войны и его уже ничем не удивишь.

– Приказ есть приказ, – пожимает он плечами, а его серые глаза глядят уже не на Генриха, а куда-то за горизонт, если бы его было видно.

Небо затянуто тучами, идет снег, короткий день подходит к концу. Генрих и Гребер стоят в окопе. Ноги увязают в снегу, смешанном с грязью. Метрах в ста от них – двухэтажное здание, точнее, все, что от него осталось: полуразрушенные стены. Ни крыши, ни окон, только остов с оконными проемами. «А когда-то это был красивейший миниатюрный дворец, – мелькает у Генриха мысль. – И мы его разрушили, как и тысячи других…»

К зданию тянется траншея, но она заканчивается чудом сохранившимся деревянным мостиком – открытым пространством, простреливаемым из огневой точки, расположенной неподалеку.

-Господин фельдфебель, – обращается к нему Генрих, – а вы не дадите мне двух солдат, чтобы… – договорить он не успевает.

– Нет, господин… – Гребер вновь обращает на него свой взгляд.

– Штайн, – подсказывает ему Генрих. – Эйнзацштаба рейхсляйтера Розенберга…

– Да, я помню, – безразлично кивает ему фельдфебель. – Однако я имею приказ лишь обеспечить проникновение рядового Штайна в указанное им здание, но черт побери! – он чуть повышает голос. – У меня нет приказа гробить своих людей, которых и так осталось мало! Поэтому мы прикроем тебя огнем, пока ты поползешь по траншее, а потом быстро пробежишь вон по тому мостику. И если ты везучий, то у тебя есть шанс попасть туда.

– А обратно? – интересуется Генрих.

– А на этот счет у меня приказов не было, – усмехается фельдфебель.

– Тогда возьмите мои сигареты, – Генрих достает запечатанную пачку и протягивает Греберу. И, отвечая на удивленный взгляд, говорит:

– Если меня подстрелят, то пропаду и я, и мои сигареты. А так хоть они останутся, – улыбается он.

– Спасибо, – бормочет фельдфебель и внимательно смотрит на Генриха, словно что-то хочет ему сообщить.

– Да, господин фельдфебель?

– Дело не только в том, чтобы живым добраться до этого дома, – помолчав, говорит Гребер. – Тут другая опасность… Это русские, занявшие нашу огневую точку… – он чуть кивает в сторону ДЗОТа, расположенного метрах в двухстах от окопа, в котором они стоят. – Так вот, уже скоро стемнеет и они, пользуясь темнотой, переберутся в это здание. Угадай, что они сделают, когда наткнутся там на тебя? – фельдфебель закуривает.

– А откуда они вообще здесь взялись? И откуда вы знаете, что они переберутся в это здание? – спрашивает Генрих.

– Разведгруппа… – неторопливо рассказывает Гребер. – Напоролись на наших постовых. Мы стали их окружать. А они захватили наш ДЗОТ.

– Почему вы не уничтожите их?

– Если мы начнем атаку, то потеряем человек пять, не меньше. У них пулемет, – поясняет он. – А через час-полтора сюда прибудут пехотные орудия, и мы сравняем этот ДЗОТ с землей.

– Так вы же говорите… – удивляется Генрих, – что русские воспользуются темнотой…

– Ну да, – кивает фельдфебель. – Я бы так и поступил. В темноте переползти в здание, а когда мы начнем палить из пушки, то под шумок и под прикрытием этого дома уйти к своим.

– Я не понимаю, – недоумевает Генрих. – Если вы знаете, что они перебегут в дом, то зачем…

– Да какая разница? – Гребер морщится то ли от дыма, то ли от раздражения. – Есть приказ: накрыть пушечным огнем ДЗОТ с русскими. Мы его выполним. А будут ли они там или убегут, меня это не касается. Скоро начнется наступление русских, и от нас вообще ничего не останется. Никого и ничего! Понимаешь ты это? – чувствуется, что фельдфебель взбешен. – Мы проиграли эту войну еще год назад. Кому она вообще была нужна? А теперь они там… – он указывает куда-то рукой, – попрячутся по своим бункерам. А мы тут сдохнем!

– И вы не боитесь такое говорить? – чуть улыбается Генрих. – Вдруг я донесу на вас?

– И что? – Гребер сплевывает. – Меня расстреляют? Кто тогда воевать здесь будет? Или пошлют в тыл? Да я согласен, хоть сейчас… Сынок, мы тут как в аду. Дальше некуда… А ты бы плюнул на свое задание, – вдруг советует он. – Зачем тебе туда лезть? Ради чего? Это же верная смерть…

– А вы не предложите им сдаться? – вдруг спрашивает Генрих, видимо, не слыша последних слов Гребера. – Русским.

– Сдаться? – тот удивленно смотрит на Генриха. – Пф! Русские не сдаются!

Генрих, выслушав фельдфебеля, решает, что теперь ему нужно обязательно проникнуть в дом! Если русские действительно перебегут туда из ДЗОТа, то у него появляется шанс встретиться с ними! Такой шанс упускать нельзя.

Дно траншеи покрывает только что выпавший снег. Генрих, пригнувшись, бежит, проваливаясь в этот снег и рыхлую землю. Там, где траншея засыпана землей от