Копы действовали тщательно. Они проверили все. Французы были в ярости, но ничего не могли поделать. Вскоре пляж больше походил на городскую свалку, чем на туристический пляж. Французы кричали, полиция кричала, а весь город наблюдал за происходящим из ресторанов и с береговой линии.

Я никогда раньше не видел греческого правосудия.

Это было неприятно, но, во всяком случае, не для меня.

Копы не пропустили ни одного француза. Я поискал глазами девушку, которая вытирала мне голову. Она тоже была там. Там были все французы из города. Девушка, казалось, изо всех сил старалась держать себя в руках. Сейчас она выглядела еще лучше, чем тогда на пляже. Она что-то объясняла полицейскому, и когда она говорила, ее длинные тонкие руки непрерывно двигались, а когда замолкала, они переставали двигаться и слегка дрожали. Она была стройной и очень красивой.

Все это заняло больше часа, но, в конце концов, копы позволили толпе собрать вещи и разойтись, а сами толкали двух угрюмых несчастных мальчишек впереди себя вверх по холму к полицейскому фургону. Их шелка были поношенными и грязными, один из них был крупным парнем, и было видно, что он своего рода лидер, что у него есть достоинство, и что он только что проиграл очень важную битву. Мне было немного жаль его, хотя мне казалось, что воровать в чужой стране - это, наверное, очень глупо. С другой стороны, перевозить наркотики, вероятно, тоже было не очень умно.

Мы допили вино и пошли в "Дельфин", где спиртное было дешевле, и звучала рок-музыка пятидесятых, которую мы любили слушать. Это заведение закрывалось самым последним в городе, и было лучшим местом, где можно было найти женщину, так как только там была танцплощадка. Мы прошли мимо "воронка", увидели, что внутри находятся французы и, похоже, копы устроили им серьезную взбучку. Лицо здоровяка было суровым и презрительным, а другой паренек плакал.

Смотреть на это было неприятно, поэтому мы быстро прошли мимо.

Внутри "Дельфина" французы серьезно выпивали. Мы посидели с друзьями и немного поговорили. Тем временем мы наблюдали за французами. Все наблюдали. Нельзя сказать, что они вызывали много сочувствия, но они прошли через адский цирк от рук греческой полиции, и это вызывало уважение. Яннис, бармен, поставил на их столик бутылку красного вина и сказал, что это за счет заведения.

- Все должны быть друзьями, - сказал он.

- Яннис - сумасшедший, - сказал Томми. - Он раздает бесплатную выпивку шайке воров.

- Ты не можешь утверждать, что они воры, Том, - сказал я. - Воры снаружи, в "воронке".

- Конечно, могу. Посмотри на них. Они все выглядят ужасно виноватыми.

Он был прав. В той или иной степени все они выглядели виноватыми. Приятно было видеть, что той девушки среди них не было.

Мне не нравилось наблюдать за ними.

- Это предложение мира, - сказал я.

- Он - сумасшедший. Наверное, просто надеется, что у него получится с одной из женщин.

- Возможно. Но в таком случае, может, он не такой уж и сумасшедший.

- Наверное. Хотя это довольно плохие люди.

- Ты так думаешь?

- О да, конечно. Очень плохие, просто отвратительные.

А потом снова появилась эта улыбка.

- Ничего хорошего не жди от лягушатника, - сказал он.

Я имею в виду, что он сказал это громко.

Думаю, что я был слегка пьян и медленно реагировал на его поступок, потому что, пока я все еще смеялся, кто-то перегнулся через стол и ударил Томми кулаком в лицо. Потом все прояснилось, хотя бы потому, что их было трое, двое на Томми и один на меня, и мы внезапно оказались очень заняты.

Напавший на меня не был здоровяком. Он был маленьким, жилистым и ужасно разозленным, настолько разозленным, что с ним было легко. Он замахнулся один раз, широко и высоко. Я крепко вцепился в него и дал ему по почкам. Он завопил и упал. Потом я повернулся к Томми.

Они оба были на нем, но у него все было в порядке. Они совершили ошибку, схватившись с ним вместо того, чтобы отступить и ударить, и это было к лучшему. У Томми были большие руки и кисти, и одному мужчине было очень больно, когда рука Томми обнимала его за шею, в то время как другой держал Томми в таком же захвате сзади. Но его хватка не работала. У этого человека не было такой силы как у Томми,

Томми нанес первому мужчине удар, позволил ему упасть, а затем повернулся в руках другого мужчины, и какое-то время они стояли как любовники, пока Томми не разорвал захват француза, сделал шаг назад и нанес тому быстрый удар правой в нос. Нос треснул, и кровь потекла по всему рту и подбородку. Мужчина осел на стул и запрокинул голову, чтобы остановить кровотечение, и все было кончено.

Если не считать воплей Янниса.

Если не считать полицейских свистков снаружи.

Ничего не оставалось, кроме как сбежать.

- Ты - тупой сукин сын, - сказал я. - Знаешь, что у меня в руках?

- Что?

- Фунт кокса.

Мы побежали. Было поздно, и улицы за "Дельфином" были пусты. Я не слышал копов позади, но не хотел ничего предполагать. Может, виноваты французы, а, может, и нет. Не было смысла рисковать. Мы бежали ровно и тихо. Довольно скоро мы увидели впереди Минос.

- Думаю, мы оторвались, - сказал я. - Давай пройдем остаток пути пешком. Не хочу беспокоить соседей.

- Ладно.

Греки – люди бережливые. В безлунную ночь греческая проселочная дорога - одно из самых темных и пустынных мест, которое только можно представить. Но по греческим меркам наш хозяин был очень богатым человеком, и у него всю ночь горел фонарь. Он висел на дереве перед отелем. Под деревом кто-то был. Кто-то просто стоял там, не