Потом мучитель приказал взять тело его и бросить без погребения на съедение псам, прочих же святых мучеников он снова заключил в темницу. Но упомянутый пресвитер Иоанн, придя ночью и взявши тайно тело мученика, похоронил его вместе с прочими мучениками.

По прошествии четырех дней после сего мучитель, призвав на допрос к себе одного Кириака, спросил его:

– Для чего ты хочешь низвести в ад в лютых мучениях дни твоей старости?? Принеси жертву богам и останешься жив.

– Я, – отвечал святой, – весьма желаю быть замученным за Христа Бога моего; вашим же богам пусть приносят жертвы те, кто не познал истинного Бога, Создателя своего.

Карпасий в гневе приказал повесить святого нагим на позорном столбе и мучить его тем же способом, как и святого Крискентия, причиняя побои вервиями и палками, строгая ногтями, опаляя огнем.

Между тем Христов мученик, перенося все сие доблестно, взывал:

– Помилуй меня грешного, Господи мой Иисусе Христе! Слава Тебе, Сыне Божий!

Карпасий убедившись, что никакими мучениями он не принудит Кириака принести жертвы, повелел прекратить мучения; потом сообщил императору всё, что касалось Кириака и остальных мучеников. Император же приказал предать смерти Кириака и всех, находившихся вместе с ним в темнице.

В той самой темнице, в которой пребывал святой Кириак со своими друзьями, было всего христиан двадцать один человек обоего пола. Выведя их всех за город, язычники обезглавили их вместе со святым Кириаком, Смарагдом и Ларгием. К этому месту ночью пришел пресвитер Иоанн вместе с некоторыми христианами; взяв тела святых мучеников, он похоронил их на том же самом месте, где были похоронены тела и других мучеников.

В это самое время была замучена и умерщвлена за исповедание имени Христова и дочь Диоклетиана, блаженная царевна Артемия, пребывавшая в то время в Риме. Умерщвлена же она была по распоряжению того же нечестивого мучителя Максимиана. Окаянный не пощадил даже своей родственной крови, ибо Артемия была родной сестрой его жены Валерии, и ему самому, как усыновленному Диоклетианом, она приходилась сестрою.

После убиения святого Кириака и прочих, находившихся с ним в темнице, христиан, вышеупомянутый Карпасий выпросил себе у императора дом Кириаков, находившийся близ терм Диоклетиановых; дом этот был подарен Диоклетианом Кириаку. Войдя в этот дом, Карпасий увидал в нем прекраснейший источник, устроенный святым Кириаком и освященный папою Маркеллом; в этом источнике крестились многие язычники, обращавшиеся в христианство. На поругание и оскорбление христианам Карпасий обратил тот дом в общественную баню и в блудилище и часто сам там омывался, или лучше сказать, загрязнялся, ибо, пируя здесь со своими друзьями, он и его сообщники оскверняли себя омерзительными плотскими грехами.

Однажды он приказал устроить там для себя пир и пришел сюда в обществе девятнадцати друзей своих есть, пить, мыться и блудодействовать. И вот в то время как они предавались своим мерзостям, внезапно пали все мёртвыми, пораженные невидимою силою Божиею. Все окрестные жители пришли от этого в великий страх и заколотили дом тот, ибо никто не решался входить в него.

Между тем нечестивый император Максимиан Галерий отправился из Рима на Восток; императорский престол принадлежавший в то время Константину г. по 337 г. (см. житие его под 21 мая В то же самое время римские клирики, собравшись ночью, отправились на тот двор, в котором был приставлен кормить скот святой Маркелл, и вывели оттуда архипастыря своего.

Достигнувши хищническим образом римского престола, Максенций также как и его предшественники начал преследовать христиан.

В это время в Риме жили две женщины из благородного сенаторского рода, по имени Прискилла и Лукина. Они обе были вдовами и верными рабынями Господа Иисуса Христа, Которому и служили с великим усердием. Эти две женщины имели много имущества, которым помогали святым во всех их нуждах.

Они устроили в своих имениях весьма хорошие гробницы для погребения тел святых мучеников, ибо бесчисленное множество христиан было тогда умерщвляемо за исповедание имени Христова. Прискилла устроила гробницу на расстоянии трех поприщ от города при саларийской дороге, а Лукина – на расстоянии семи поприщ при дороге остийской169. Тайно по ночам они собирали тела мучеников, бросавшиеся язычниками на съедение псам, зверям и птицам и с честью погребали их в своих гробницах. И вот, когда святой Маркелл был выведен своими клириками с двора, где он кормил животных, отправился с блаженною Лукиною к тому месту, где был усечен святой мученик Кириак с Смарагдом и Ларгием; выкопавши из земли святые мощи их и обвивши их чистыми полотнами с ароматами, они принесли их в гробницу, принадлежавшую Лукине, и с честью положили их в каменных гробах.

В это время блаженная Лукина пожертвовала в пользу церкви римской многие имения свои; прекрасный же дом свой, находившийся в центре города Рима, она пожертвовала верующим, дабы они обратили его в церковь. Папа освятил сей дом по положенному церковному чину и совершал в нем литургии, принося бескровные жертвы Богу, днем и ночью славословя Бога. И таким образом дом Лукины сделался домом Божиим и соборною церковью в Риме.

Это стало известным нечестивому императору. Последний разгневавшись на Лукину, присудил изгнать ее с бесчестием, как великую грешницу вон из города, всё же имущество ее велел отдать на разграбление. Он делал попытки также склонить к своему нечестию папу Маркелла, но нисколько не успел в этом. Узнавши же, что святой Маркелл был осужден на работу ухода за скотом его предшественником Максимианом, он сделал то же самое определение относительно святого. Желал обесчестить не только папу, но и церковь, он обратил освященный для церкви прекрасный дом Лукинин в скотный двор и приказал содержать там множество скота. Святому же папе Маркеллу он определил все дни жизни его до самой смерти, находясь под стражею, ходить за скотом в этом доме.

Итак, сей святейший пастырь и руководитель душ человеческих в течение девяти месяцев исполнял работу ухода за скотом; великий слуга Божий, подобно некоему плененному рабу, был предметом поругания со стороны нечестивых идолослужителей. Он постоянно был занят работою, так что совершенно не имел отдыха и покоя и испытывал большой недостаток в самом необходимом; он не имел ни достаточной пищи, ни одежды, ибо сторожа не позволяли никому приходить к нему и что-либо приносить для него. Его одежда состояла из одной только колючей