тем более для меня, когда надо торопиться, и все время у меня такое чувство, что я не успеваю <…> В общем, все очень неплохо – есть полная возможность жить и работать. Квартира у нас великолепная – много денег надо платить, но главное для нас – это где работать. Я считаю, на Западе, когда никто тебе не мешает – делай что хочешь, главное – где все это делать, поэтому все другое ни к чему. Жилье для нас очень важно <…> Что касается книги <…> Я думаю, что нужно начинать очень просто и прямо с того, что ты и Рита оказались на Западе или USA благодаря выставкам, и все описать подробно, как было. Все-все, начиная с того, как вас вызвал к себе Оскар[349] и предложил это. Надо все делать быстрее, и не надо много текста – только главные моменты. Я не знаю, читаете ли вы «Русскую мысль». Глезер пишет статьи все время самые дурацкие <…> то предупреждает о том, что все надо забывать о выставках, то об уступках властей, когда Оскара тоже приняли в горком и его молодого сына-художника[350] <…>

Пишите быстрее.

Целую вас всех крепко.

Ваша Лида.

Декабрь 1976 года. Париж – Карбондейл, Иллинойс

Дорогие мои братцы! Я прямо в отчаянии. Я так мечтала, это была единственная моя мечта поехать к вам и наконец увидеть вас, и вот все не так, как хочешь, получается, но я не имею другой возможности сделать выставку, т. к. ничего не предпринимала в других галереях. У меня договоренность была на февраль-март, а теперь переносят на январь – осталось мало времени. Если у вас есть финансовая возможность приехать к нам, я думаю, что имеет смысл, т. к. побывать во Франции все же не плохо <…> Выставка прошла в зале Конгресса в Париже. Устраивал ее Шемякин, и [выставлялась] почти вся колл[екция] Глезера, но были и картины из др [утих] коллекций. Выставка была похожа на московскую, т. к. была сделана людьми, которые ничего в этом не понимают. Сами знаете, что, если делать выставку на Западе, это должен быть очень высокий уровень. Я не участвовала с ними, но они повесили мои картины, которые были у Глезера. Приедете, все расскажу подробно, но могу сказать одно, что они прямо-таки разбойники. Глезер ведет себя немыслимо, орет, и бесконечный К.Г.Б. у него не сходит с языка. Я с ними не хочу иметь никакого дела. Мою выставку устраивает Дина Верни, я надеюсь, что все будет в порядке, а если нет, то меня совершенно это не волнует, т. к. я потеряла всякое желание быть известным художником или что-то в этом роде. Хочется спокойно работать <…>

08.01.1977. Париж – Карбондейл, Иллинойс

Дорогая моя крошенька, ребенок мой главный и неповторимый! Как я хочу вас всех видеть и не дождусь, когда придет этот день. Живу в суете какой-то и чего-то все жду, а чего? Выставка должна открыться 25/1-77 г.[351]. Осталось не так много времени, и хоть я уверена, что все должно быть хорошо, но кто знает. Здесь такая злоба и ненависть вокруг – не лучше Москвы. Я ни с кем не общаюсь. Глезер – жуткая дрянь, сказал, что ничего мне не должен, т. к. когда он уезжал и брал у меня за полцены картины – мой триптих, то я в то время не собиралась уезжать. Как тебе это понравится? Вашу картину с замком направил в неизвестном направлении и не собирается отдавать. Всех называет К.Г.Б., орет и судорожно рвется вперед. Дину Верни тоже оскорбил К.Г.Б. и торговкой, хотя это в высшей степени понимающий человек и так много помогает русским, но получает одни пощечины. Хотя бы взять Шемякина или Гюзель[352], которая была на выступлении Андрея[353], я была с Диной, так она на ее приглашение, глядя в потолок, сказала, что они должны вернуться в тот дом, где остановились – была, вернее, очень суха и непочтительна. Я, например, даже не подошла к Андрею, чтобы не получить еще одной оплеухи. Бог с ними. Они мне совсем не нужны, но хочу сказать, что дряни понаехало столько, что сил нет никаких.

Хорошо, что вы не встречаетесь с русскими.

[На полях] Встретила на аэродроме Асю Муратову[354], она сказала мне: как поживают ваши? Я сказала: хорошо. Она сказала, что регулярно получает от Вити письма. Я хотела сказать: что тогда спрашивать? Она сказала мне, хотя я ее не спрашивала, что приехала с туристической группой. Я ее не приглашала <…> [Илл. 136] Из Москвы никаких особенных вестей нет, только Оскар все воюет. Я послала ему с одним знакомым письмо весьма, весьма, но не очень, а он сказал, что это письмо передаст Глезеру, – совсем выжил из ума парень. Завтра пойду заказывать билет. Напиши, с какого числа у вас каникулы в марте. У меня выставка до конца февраля, а потом я собираюсь к вам. Очень вас люблю и крепко целую 3-х.

Ваша Лида.

Илл. 136. Ксения Муратова в гостях у Маргариты Мастерковой-Тупицыной и Виктора Агамова-Тупицына на улице Островитянова, Москва. 1973.

Архив М.М.-Т. и В.А.-Т.

Февраль 1977 года. Париж – Карбондейл, Иллинойс

Дорогие мои птички!

<…> Я совсем не могу отдышаться, все куда-то тороплюсь и не могу остановиться. Конечно, мне все время надо думать о делах <…> Мне не придется заниматься продажей самостоятельно, и поэтому я должна ждать, как все это будет в дальнейшем. Ведь выставку, которую мне устроила Дина, никто бы так не сделал. Она очень довольна и говорит, что выставка пользуется большим успехом. Она затратила на все это очень большие деньги, и конечно, мне бы хотелось, чтобы она не была в убытке, поэтому я не тороплю события. А работы на выставке – это уже не мои, а ее. Но меня это тоже устраивает, т. к. она покупала у меня их, и я могла жить, не нуждаясь и снимать хорошую квартиру <…> Я устала от всего и хочу только работать, а все это утомительно, т. е. делать выставки, поэтому [этим] здесь и занимаются специальные люди. Приходит много народа. Вернисаж был очень многолюдный, и даже из правительства были люди, но я спряталась во втором зальчике и старалась как можно меньше общаться, и настроение у меня было вшивое. В этот день, т. е. 25 января, было тридцатилетие галереи и Динин день рождения, и после в