Шрифт:
Закладка:
Очень я жалел, что не удалось нам добить наших фамилий, и просил закончить работу Владимира Юльяновича. Впоследствии он сообщил мне через кого-то на Медвежью Гору, что надпись закончил.
А на Медвежьей Горе мне рассказали, почему у Владимира Юльяновича нет пальца. Он сам отрубил его, раскаиваясь в том, что на следствии кого-то оговорил, или что-то подписал, или как-то иначе вел себя недостойно. Вот почему он был замкнут и часто повторял, что по освобождении будет добиваться службы смотрителем на маяке вдали от людей…»[172]
Руководствуясь лаконичными (и, как выяснилось, не совсем верными) указаниями Лихачева, сотрудницы Соловецкого музея-заповедника М.А. Луговая и О.В. Бочкарева сумели в 2004 году найти тот самый камень, который остается одним из немногих «индивидуальных» материальных памятников советской лагерной жизни 1930-х.
19 августа 1937 года нарком государственной безопасности Ежов распорядился начать «операцию по репрессированию наиболее активных контрреволюционных элементов из числа содержащихся в тюрьмах ГУГБ, осужденных за шпионскую, диверсионную, террористическую, повстанческую и бандитскую деятельность, а также осужденных членов антисоветских партий… и прочих контрреволюционеров, ведущих в тюрьмах ГУГБ активную антисоветскую работу»[173]. Тем же распоряжением были установлены «лимиты» на каждое учреждение – для Соловецкого лагеря он составил 1200 человек. На каждого из таких «репрессируемых» начальники тюрем должны были составить справки, после формального рассмотрения которых «тройками при Ленинградском УНКВД» они подлежали расстрелу. 1111 заключенных были в октябре 1937 года перевезены на материк, в Медгору (нынешний Медвежьегорск), откуда их вывозили на грузовиках в лес и расстреливали из револьверов – примерно по 200 человек за ночь. Короленко был убит 3 ноября 1937 года. Место расстрелов и захоронений жертв этого «первого соловецкого этапа», урочище Сандармох, было обнаружено в 1990-е годы сотрудниками петербургского и петрозаводского отделений «Мемориала» под руководством Ю.А. Дмитриева.
В.Ю. Короленко был реабилитирован в 1991 году.
Следственное дело
Арх. № Р-40164[174], т. 18
[Надпись на обложке:]
К.-р. монархическая организация «Русский национальный союз» – 1930 г. (Следственные материалы)
л. д. 50—51
Протокол допроса
Короленко Владимира Юлиановича
О.Г.П.У.
ОТДЕЛ: К-Р-О
1930 г. мая мес. 10 дня я, пом. нач. 7 отд. Контрразведыва-тельн. отдела ГПУ Гирин А.М.[175] допрашивал… Короленко В.Ю.
<…>
4. Происхождение (откуда родом, кто родители, национальность, гражданство или подданство):
г. Ленинград, отец был литератором[176], русский, гр. СССР.
5. Местожительство: Сивцев Вражек д. № 9, кв. № 4
6. Род занятий: Гос. Акц. Об-во «Ком[итет] Северн[ого] пути»[177], экономист
7. Семейное положение:
В браке не состоит. Сестры: София Влад.[178] 40 лет – занимается изд. соч. Вл. Гал. Короленко (дяди), Наталия Влад. 37 л. – хранитель музея им. Короленко – обе живут в Полтаве.
8. Имущественное положение: недвижимости не имел.
9. Образовательный ценз (первонач. образование, средняя школа, специальн., где, когда и т. д.):
Среднее – 5 моск. гимназия, высш. – Моск. Университет по юридическому факул. – 1904, Институт Сов. права – 1923—5 г.
10. Беспартийный
11. Где жил, служил и чем занимался:
а) до войны 1914 г.: в Москве, адвокатурой и преподаванием в средн. школе.
б) с 1914 г. до Февральской революции 17 года: то же
в) где был, что делал в Февральскую революцию 17 г., принимал ли активное участие и в чем оно выразилось: то же, участия не принимал.
г) с Февральской революции 17 г. до Октябрьской революции 17 г.: то же
д) где был, что делал в Октябрьскую революцию 17 г.: то же
е) с Октябрьской революции 17 г. по настоящий день: то же до 1924 года, член кол. защитников до 1930 г. С 10.04.30 – «Комсеверпуть»
12. Сведения о прежней судимости (до Октябр. революции и после нее): был арестован в 1919 году в Москве 1 месяц, в связи с делом Журинского.
Записано с моих слов верно, записанное мне прочитано
В.Короленко [подпись]
Показания по существу дела
С Ив. Христ. Озеровым[179] я знаком еще со времени моего пребывания студентом Моск. Университета. После окончания Университета, предполагая заниматься науками финансовыми и экономическими, я бывал несколько раз у Озерова, так же как и у других профессоров политико-экономистов. Затем, занявшись адвокатской деятельностью, связь с ним прекратилась. Во время импер. войны, когда я стал преподавателем ком. училища Зыбина, я стал иногда заходить за справками и советами к Озерову и другим профессорам. В 1918 и 1919 годах Озеров несколько раз бывал у меня, а я бывал несколько раз у него. Особенно близким знакомым я с Озеровым не был, и посещения наши друг друга носили случайный характер. Никаких встреч у меня на квартире, у пр. Озерова с другими профессорами не было, за исключением одной вечеринки, на которой было много народа, человек 15, и среди которых присутствовали: Ильин Иван Александрович[180] (кажется, как участник тактического центра выслан за границу, за что именно, твердо не знаю), Хвостов Вениамин Михайлович (покончил самоубийством в 24 году)[181], Силин Ник. Дмитриевич (экономист Госплана)[182], Краснокутский[183], имени отчества не знаю (где находится в данное время, мне неизвестно). На этой у меня вечеринке разговоров политического характера я не слыхал, никаких мероприятий политического характера не вырабатывалось и не предлагалось, т. к. вечеринка носила характер не деловой, а семейный. У меня на квартире Озеров с пр. Бердяевым Николаем Александровичем[184] (место пребывания его не известно, он уехал за границу, по-видимому, одновременно с высылкой ряда профессоров) не встречались.
В 1919 или в 1920 году ко мне обратился граф Борис Сергеевич Шереметьев[185] с просьбой разъяснить ему, может ли он подписать вексель на сумму денег, которая ему дается взаймы, имеют ли векселя хождение и законны ли выдача и прием векселей, я дал ему справку о законности подобной сделки, и на этом мое участие в деле было кончено.
С подобной справкой ко мне обращался Ив. Мих. Коровин[186], получив то же разъяснение. Кто им предлагал деньги под вексель, не помню, деньги они получали от б. маленького фабрикантика Журинского (позднее расстрелянного за какие-то преступления).
Векселя Шереметьевым и Коровиным выдавались в советской валюте.
Кому давал я подобные разъяснения о законности вексельных обязательств, не помню.
Подобную справку давал я также Ивану Мих. Любимову (б. крупный купец)[187], причем о Журинском он узнал от Коровина.
От Шереметьева, Коровина и Любимова я за юридический совет получил тогда
