Шрифт:
Закладка:
Раздав конверты с паролями, дежурный по караулам говорит: «Караульные начальники на свои места!»
Получив такое приказание, караульные начальники отчетливо поворачиваются кругом и маршируют каждый на правый фланг своего караула.
Чтобы встать, как полагается, на свое место в строй, это тоже нужно что-то понимать. Нужно вступить на пустое место так, чтобы твои каблуки пришлись на одной линии с каблуками стоящей шеренги, и тогда, при повороте кругом, идеальная инкрустация обеспечена.
Когда караульные начальники встали, дежурный по караулам командует: «По караулам!»
И с этой командой церемония развода караулов окончена.
По команде старшего караульного начальника все караулы поворачиваются направо, удваивают ряды, берут «на плечо», и в это время вперед заходит музыка.
«Шагом марш! Смирно, равнение налево!» – командует Матвеич, и, предшествуемые гремящей музыкой, три караула выплывают в Беговой переулок, наискосок пересекают Загородный и вступают в Гороховую.
Следуют в таком порядке: впереди два барабана и две свистульки, которые воспроизводят довольно приятные на слух мелодии в то время, когда музыка отдыхает. За ними в четырех шагах старший музыкант Матвеев, за ним музыка. В четырех шагах за музыкой следует знамя. В четырех шагах за знаменем шествует Поливанов, за ним наш главный караул, за ним караул в Аничков, сзади караул в Государственный банк. По бокам и сзади, стараясь не попасться на глаза городовых, галопируют мальчишки.
Когда кончают играть свистульки, начинает музыка. Воинственные марши – главным образом немецкого происхождения. И немудрено, так как почему-то почти все военные капельмейстеры были немцы. Помню так называемый «Нибелунги марш» с прекрасным соло басов, переделанный из похоронного марша вагнеровского «Зигфрида». Другой марш, под который мы много лет ходили и который назывался «Старые друзья», я имел удовольствие слышать долго. Им в Буэнос-Айресе начиналась и кончалась немецкая передача по радио. Марш «Старый егерь», под который мы столько раз ходили на парадах, мне довелось услышать в синематографе 1 мая 1945 года. Перед И.В. Сталиным под этот марш проходила доблестная Советская армия.
Кем эти марши выбирались и рекомендовались для службы в русских войсках, я не знаю, но какой-то критерий того, что подходит и что не подходит, все-таки существовал.
Доказательство – нижеследующий случай. Какой-то егерский офицер летом 1906 года был в Париже, попал на Монмартр и пленился только что появившимся там матчишем[15]. Он купил ноты, привез и Петербург и отдал в музыкантскую команду разучить. И вот как-то раз во время относа знамени, когда полурота черномазых, здоровенных, мордастых егерей во всем параде маршировала по Морской в четыре часа дня, музыка стала залихватски наяривать:
Живей виляйте торсом
С канальским форсом,
Нет в мире танца лише,
Бодрей матчиша…
Гулявшая в этот час публика слушала с большим удовольствием, но егерский адъютант сел под арест.
Мы ходили под более приличную случаю музыку, и, можно сказать без лишней скромности, ходили удивительно. Равнение безукоризненное, винтовки несли круто, штыки как одна линия, правая рука спереди до подсумка, сзади наотмашь, шаг легкий, широкий, гвардейский.
По уставу проходящим войскам дают дорогу все, за исключением пожарной команды, а потому задержки быть не может. По дороге отстали и свернули в сторону караулы в Аничков и в Государственный банк.
С Гороховой на Морскую поворачиваем мы одни. Караулу полагается войти в ворота Зимнего дворца ровно в двенадцать часов, когда начинают играть часы на Петропавловской крепости и бьет полуденная пушка. Поэтому, подгоняя время, по Морской идем или полным шагом, или немножко задерживаем.
Пересекаем Невский. Подходим к арке Главного штаба. Показывается Александровская колонна, а за ней красавец Зимний дворец. На больших часах при входе под арку без четырех минут двенадцать. В четыре минуты надлежит перемахнуть всю огромную Дворцовую площадь, Передаем вперед, чтобы прибавили шагу. Идем на полный ход. По булыжникам площади ветер перекатывает сухой снежок. За 50 шагов до дворца снова вступает замолкнувшая музыка, и около каменных ворот «Нибелунги марш» гремит оглушительно. В самый момент, когда проходим под воротами, бухает полуденная пушка. Когда подходим к самым воротам, свистульки и музыка принимают в сторону, пропускают караул, а затем заходят плечом и уже молча идут назад домой.
Завтра утром музыка опять придет за нами ко дворцу.
Как только голова нашего караула показалась из глубокой арки дворцовых ворот, огромный рыжий детина, преображенский часовой у фронта, крепко ударяет в колокол и свирепым голосом орет: «Караул вон!»
За широкими стеклянными дверями дворцового караульного помещения преображенский караул уже выстроен и ждет сигнала. Бодрым шагом выходит и выстраивается на одной линии с передним отрезом будки.
«Равняйсь, смирно!»
Замерли и ждут.
Из преображенской учебной команды Приклонский и младший офицер Эллиот, кажется, ничем себя впоследствии не проявили. Зато старший офицер, плотный невысокий подпоручик, с черной бородкой и с красным темляком, был Кутепов[16].
Наш караул, у ворот посеяв музыку, идет дальше вдоль [караульной] платформы. Доходим до конца. Подается команда: «Караул, стой!» Останавливаются и берут к ноге. «Караул, налево!», «Ряды стройся!», «Равняйсь!», «Смирно!».
Начинается смена караула, церемония величественная и импозантная.
В Букингемском дворце в Лондоне через сквозную дворцовую решетку публика каждый день любуется сменой караула Королевской гвардии. Я ее видел и тоже любовался. Нами, к сожалению, некому было любоваться. Наши караулы сменялись на внутреннем дворе, и любоваться нами могли только дворцовые дворники, которые, наблюдая эту церемонию каждый божий день, никакого интереса к ней не проявляли.
Церемония смены начинается со взаимного приветствия. Когда новый караул встал, начальник старого выходит для командования и командует: «Слушай, на кра-ул!»
В ответ на это наш караул делает то же самое. Теперь оба караула стоят друг против друга, держа «на караул». Офицеры стоят в строю с шашками у ноги.
Постояв так несколько секунд, караульные начальники мигают друг другу, одновременно берут шашки «подвысь», рукоятка на высоте подбородка, и, режа углы (не по-солдатски, а по-офицерски, легче и элегантнее), сходятся у среднего входа на караульную платформу. Старый караул с платформы не сходит, а новый на платформу не поднимается. Останавливаются в двух шагах друг от друга, лицом к лицу.
Остановившись, вместе опускают шашки, и новый громко говорит:
– Семеновского полка штабс-капитан Поливанов, – и тоном ниже: – Пароль Митава.
– Преображенского полка штабс-капитан Приклонский.
Снова
