Шрифт:
Закладка:
Ко мне оба подошли с виноватым видом, я выслушал с неохотой, поинтересовался едко:
– Вы программисты или простые игруны?.. Это же пиксели на экране, а не олени или крестьяне!.. Думайте о том, как это смотрится, а не что вам самим чувствуется!..
– Но, шеф, – возразил Лысенко, – нужно же и глазами пользователя…
Я напомнил:
– Если кто-то всплакнёт над убитым олешком, это же хорошо для нас!.. Байма должна воздействовать, как добротное произведение искусства на сдвинутых.
– Ох, – сказал Минчин умоляюще, – может, вообще убрать этот временной отрезок? Слезли с деревьев и сразу в сельское хозяйство…
– Нельзя, – отрезал я. – А там ещё магию запросишь? Период охоты и собирательства был очень долгим. Мы и так сократили до некуда.
Из своей каморки вышел Невдалый, потный, отдувающийся, похожий на бегемота на пляже, отёр тыльной стороной ладони пот с карломарксового лба.
– Жара замучила зверяк, – заявил он трубным голосом, – на пляж поедем враскоряк!.. Или поскоряк? А у вас тут прохладнее. Чувствуется, не полыхаете синим огнём на службе нашего гуманного общества. Не понимаю, как ещё ходите нерасстрелянно. Шеф перетекает в либерала?
– У нас шеф айсберг, – напомнил Лысенко нервно. – Цельная Антарктида!.. Даже нейроны замерзают, все мы немножко мутанты. А у тебя что за беда?
Невдалый обиженно вскинулся, как конь, которому к морде поднесли торбу с некачественным овсом.
– Почему беда? Никакой беды! Почему вдруг?
– У всех есть, – сказал Лысенко обвиняюще, – у тебя нет? Ты что, госдеповец под прикрытием?
– Никакой беды, – повторил Невдалый победно. – Так, мелкие неприятности.
Все насторожились, я спросил:
– Насколько мелкие? Машинный зал сгорел?..
– Что зал, – ответил Невдалый небрежно, – кому он нужен? А вот алгоритм связки, что я вчера вечером рассчитал почти до половины, «Алкома» ночью продолжила.
Я нервно дёрнулся.
– Подробнее!
Он развёл руками.
– Извини, шеф, я ещё не разобрался. Там такие дебри. Понял только начало, но вроде бы «Алкома» продолжила мою светлую мысль достаточно точно. Хотя формула получается великовата, я думал уложиться в менее ёмкий формат.
Минчин сказал угрюмо:
– Значит, дальше что-то ещё. Обычно «Алкома» нигде лишнего значка не поставит, как у нас сплошь и рядом. Насколько твою кистепёрую мысль продолжила?.. И что у тебя там была за мысль, если можно продолжить?.. Не думал о спасении мира, чтобы всех перебить и зажить счастливо?
Невдалый сказал злобно:
– И сейчас думаю. Но «Алкома» выполняет ясные и чёткие команды, а не прислушивается к мыслям, потому что думаем одно, а говорим другое, мы же демократы!.. Любая ЭВМ с ума сойдёт. Так что будем делать?
Привычно повернулись ко мне, обсуждаем все, а брать на себя груз решений мне, хотя всё равно облают и скажут, что шеф уже не тот, ошибается на каждом шагу, да и раньше не был орлом, то всё легенды прошлого каменного века.
– Ничего не будем, – сказал я с усилием.
– Как это?
Я пояснил:
– Посмотрим, во что выльется. Искусственным разумом и не пахнет, алармисты пусть успокоятся. Но самим нужно быть строже в формулировках.
Невдалый сказал въедливо:
– Думать, о чём говоришь? А где же свобода слова?
– Демократия была в Элладе, – напомнил я, – когда на каждого грека по два раба, мальчику и козочке, а с той поры мир всё тоталитарнее, авторитарнее и автократичнее. Потому учитесь ходить строем, уже пора, пора. Мы одной конечностью в будущем, не заметили?
– А как же великие свободы Запада по смене убеждения и пола?
– Загнивание, – авторитетно сказал я. – Точнее, воспаление. Временное помешательство общества.
– Подлежит вмешательству психиатров?
Я проигнорировал, ответил Лысенко:
– Лучше сразу хирургов. С топорами. Шеф, но в самом деле, никто не может просмотреть, как продолжает наши программы «Алкома»?
Я поинтересовался:
– Ты в тех прогах, что пишет Невдалый, разбираешься?
Он поморщился.
– У него такой лес доморощенных формул, что мне, как в истории мидян, всё темно и непонятно.
– Не все доморощенные, – ответил Невдалый с достоинством. – Есть и такие, что пальчики оближешь! Правда, краденое, но кто в наше время не ворует? Демократия это обосновала как неотъемлемое право человека.
– А ты демократ?
– В случае кражи разделяю демократические принципы, – ответил Невдалый с достоинством. – Демократия должна быть с человеческим лицом и открытым для пользования задом! А отдельные ещё встречающиеся недостатки есть скрытые достоинства, если посмотреть внимательно, непредвзято и не в анфас. Ну вас, люди денисовского периода, пошёл общаться с «Алкомой», она умница!
Все промолчали, только Минчин сказал с тяжёлым вздохом ему в спину:
– Непонятный, как мислики.
– Зато какие алгоритмы выстраивает, – сказал с завистью Лысенко, – пальчики оближешь.
Минчин криво усмехнулся одной половинкой рта.
– У него алгоритм простой, – сообщил он. – Есть, жрать, лопать, а ещё размножаться. Как у таракана. А что память, как у суперкомпьютера, то заслуга прыгающих генов. Очень удачно скакнули. На нужное место, в нужное время и очень точно. Природа любит такие шутки, чтоб мы ахали и скрежетали зубами от зависти.
Лысенко оглядел его с головы до ног.
– Ух ты, с тебя можно лепить аллегорию зависти.
Минчин вяло огрызнулся:
– А из тебя что угодно!
Я похлопал в ладони.
– Брэк!.. Шаг назад, кирки в руки и в шахту!.. Это сейчас у нас всё убыстрилось, а вдруг завтра вообще до галактических скоростей и размеров?
Оба покорно ушли к своим стойлам, дело не в моей строгой команде, сами чувствуют момент, когда нужно остановиться, но я не успел добраться до кабинета, как навстречу ринулся, как чёртик из коробки выскочив из своей комнаты, Грандэ.
– Шеф!.. Нельзя же так!
Я спросил раздражённо на ходу:
– Многое сейчас нельзя, но зато всё можно в обществе полной открытости и дозволенности. Что тебе не так, старче?
Он встал перед дверью, как бросающийся на дзот.
– Ты же всё видишь! Вы все видите, так почему… Как мне вас убедить?
– Насчёт шашлыков или «Алкомы»?
Он сказал с надрывным отчаянием:
– Остришь? Как ты можешь?.. Её нужно остановить!.. Дело уже не в нашей работе!
– Останови руками курьерский поезд, – посоветовал я. – Или лучше лавину, цунами, ураган… То намного проще.
Он вскрикнул:
– Почему?
– «Алкома» не ураган, – ответил я. – Это ускоряющаяся поступь прогресса. Её остановить… ну разве что ядерной войной и уничтожением цивилизации?.. Откатом в каменный век?
Он покачал головой, покрасневшие глаза не сводили с меня пристального взгляда.
– Сейчас, – пояснил я, – похожие монстры ставят и в других фирмах. Но, думаю, и там такие же страхи. И все делают. Потому что если не они, то мы. А мы – если не мы, то они. У нас глобализация только в разговорах, а без неё этот беспредел.
– А если там люди умнее и остановят? И только мы будем виноваты в гибели человечества?
– Даже гибели? Это точно?
– А если половина на половину, то можно?
– Не остановят, – ответил я и сам ощутил в своём голосе сожаление. – Мне кажется, человечество вообще на прогресс не влияет.
– Что? Это как?
Я напомнил:
– Начиная от взрыва Праатома всё усложняется быстрее и быстрее. По экспоненте. А в остальном прогресс то же самое, что гравитация, скорость света или постоянная Планка.
Уже не только взгляд, а всё лицо и даже вся фигура выражала отчаяние, я вместе с раздражением ощутил жалость.
– Я такое, – вскричал он, – допустить не могу!
– Борись, – ответил