по городку, неуязвимый и преисполненный мужества. Он пока не решался смотреть в глаза прохожим — с этим придется подождать, — зато он смело подставлял лицо слабому ветерку и с хрустом скользил сквозь время.

Но после долгой прогулки по улицам, когда он был почти дома, его неожиданно потянуло в опасном направлении. Что-то заставило его пойти в сторону Дома Трех Мертвецов — и это наверняка не был лечебный чай Тамар, который она приносила в последний раз несколько дней назад, очень довольная его мнимым действием. Адриан подступал все ближе и ближе к ненавистному дому, который совсем не изменился; теперь его краска цвета мыльных помоев хорошо сочеталась с вышедшим из моды снегом.

Только одно было иначе: входная дверь оказалась открытой и перед ней собралась небольшая толпа.

Несколько женщин громко и весело разговаривали, перебивая друг друга. Вероятно, они тоже были из Грузии, так как Адриан не понял ни слова. Двое пожилых мужчин в серых круглых шапочках сидели на скамье перед домом. Завидев Адриана, они вскочили, подошли к женщинам, вставили несколько слов в их возбужденный разговор и после этого все один за другим потянулись в Дом Трех Мертвецов. И когда на улице осталась только одна женщина, тогда-то все и произошло. С сильным акцентом она обратилась к Адриану:

— Ты зайдешь в дом? Я думаю, они сейчас начнут.

— Э-э-э, вот как?

Адриан не смог выдавить из себя ничего больше, но ему показалось, что женщина осталась довольна кратким ответом, она протянула руку, словно хотела ввести его в дом как маленького ребенка. Однако самое невероятное заключалось в том, что, хотя Адриан и не взял незнакомку за руку, он послушно поплелся за ней. Он понятия не имел, почему так поступил, без лишних раздумий он просто вошел в дом. И только очутившись в переполненной прихожей, где никому не было до него дела, он почувствовал страх.

Адриан опустил плечи и заметил, что все было как прежде: его снова покинули силы, он так и не выздоровел до конца, он боялся — вероятно, больше всего самого себя.

Никем не замеченный, он простоял некоторое время в прихожей, а потом где-то вдалеке услышал голос Тамар — и вдруг его потянуло к лестнице, ведущей на второй этаж. Поскольку все еще никто не смотрел в его сторону, он начал медленно — ступенька за ступенькой — подниматься; его бешено колотившееся сердце было готово выскочить из груди, но он продолжал идти вверх — туда, где скрывалась тайна. Ступеньки были устланы некрасивой ковровой дорожкой и ужасно скрипели, но никто из стоящих внизу не обращал на него внимания, ему даже показалось, будто все они шептали: «Продолжай, парень, смелее! Чего ты ждешь?»

И когда Адриан оказался наверху, он увидел только двери, слева и справа; пол в коридоре был устлан такой же старомодной ковровой дорожкой, красно-коричневой с непонятным узором.

Теперь он находился там, куда хотел попасть еще два месяца назад, тайна (так это называла Стелла) была всего лишь в нескольких жалких метрах от него. Собственно говоря, Адриан понятия не имел, почему вдруг снова заинтересовался тем, что скрывали их новые соседи, — все недели постельного режима ему было глубоко наплевать на это, будь там истлевший труп или какой-нибудь самодельный монстр.

Только одна дверь в коридоре была приоткрыта, и из узкой щели пробивался луч света. Адриан осторожно направился к ней, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдох и заглянул в нее через щель: ничего. Только красноватый свет, только темнота. Он еще раз глубоко вдохнул, открыл дверь, вошел в комнату, и тогда…

Тогда он увидел это.

От большого торшера исходил красный свет, несколько маленьких лампочек горели желтым, кроме того, на своеобразном алтаре стояли три или четыре свечи. На стене над столиком со свечами висели иконы — такие же, как деревянные дощечки на кухне, только больше; еще здесь было два серебряных рельефа с изображением голов, должно быть каких-нибудь святых. Рядом с ними Адриан обнаружил картину в золотой раме: две огромные горы, маленькие дома, башни. Адриан посмотрел в сторону окна, на котором были задернуты шторы: на маленькой прикроватной тумбочке он увидел перья зеленого лука и миску с серой кашей, на комоде — лекарство и старый цифровой проигрыватель, а рядом ветхий деревянный шкаф синего цвета. Он заметил отблески мерцающего света на обоях с беспорядочным узором и кровать — больничную койку с постельным бельем в яркую клетку.

И прямо на этой койке лежало самое ужасное, что Адриан до сих пор видел в своей жизни: настоящий труп с бледным лицом, седыми волосами и густыми усами, неподвижный, застывший, с закрытыми глазами. И вскоре Адриан увидел нечто еще более страшное — то, что он никогда, никогда, никогда не сможет забыть.

Труп.

Открыл глаза.

ГЛАВА 19

Закричать, они должны были закричать — труп и Адриан. Широко раскрытыми глазами они должны были уставиться друг на друга, а потом одновременно заорать как безумные, которые катаются на русских горках на ярмарке. Но они не закричали, не издали ни звука, а только смотрели друг на друга: черные глаза человека-мертвеца влажно блестели, а по его исхудавшему лицу разбежались сотни морщинок. Здесь лежал испуганный ребенок, который замаскировался под мертвого старика, он был так же шокирован, как и сам Адриан. И оба молчали и молчали, и до Адриана доносились возбужденные голоса снизу и шум проезжавших машин с улицы, и так продолжалось бесконечно долго, пока время снова не продолжило свой бег.

Оно напомнило о себе громким продолжительным стоном, вырвавшимся из открытого рта морщинистого человека-мертвеца, от этого звука по спине Адриана побежали мурашки. Несколько секунд он стоял неподвижно, а потом бросился вон, к двери, выходившей в коридор, а затем, спотыкаясь, вниз по лестнице — прямо в руки Тамар и ее мужа Вахтанга.

На Адриана нахлынуло столько чувств, что он аде знал, какое из них сильнее: продолжительный шок и бешено бьющееся сердце, или панический страх, или же уверенность в том, что еще никогда в жизни ему не было так стыдно. Казалось, отец Дато вот-вот набросится на него с бранью, но Тамар энергично и грозно напустилась на мужа на своем секретном языке и заставила его подняться по лестнице. Потом она посмотрела на Адриана сердито сверкавшими глазами — и он ненавидел, ненавидел, ненавидел самого себя, ясно осознавая, что его участь пока не решена.

Но все оказалось еще хуже, чем он предполагал: Тамар энергично втолкнула