Согласно раннехристианской теологии, только Бог обладает преобразующей силой, способной превратить человека в зверя. Дьявол в лучшем случае может лишь обмануть человека и заставить его поверить, что он стал ведьмой, оборотнем или каким-либо другим сверхъестественным существом. В V веке Августин Блаженный в своем труде «О граде Божием» писал: «Демоны по могуществу своей природы… могут делать только то, что попускает Он… Но если демоны и делают нечто такое, о чем идет у нас речь, то, конечно, творят не новые природы, а изменяют по виду те, которые сотворены истинным Богом, так что они кажутся не тем, что они есть на самом деле»{152}.

В 787 году н. э. император Карл I Великий постановил, что вера в ведьм – глупое суеверие, а сожжение обвиненных в ведьмовстве – языческий обычай, и объявил его вне закона. Сжечь ведьму считалось преступлением сродни убийству{153}. В 1000 году н. э. в христианских канонических книгах и «Епископском каноне» (Capitulum episcopi) объявили веру в оборотней, ведьм, колдунов и других сверхъестественных монстров не только бессмыслицей, но и не подобающей христианину ересью, караемой десятью днями поста на хлебе и воде{154}. Все, кто верил в существование оборотней, ведьм, демонов и чудовищ, осуждались «Каноном» как еретики (неверные).

«Кто верит, что возможно кому-нибудь, кроме Создателя Вселенной, обращать какое-либо существо в лучшее или худшее состояние или придавать ему другой облик, тот, без сомнения, неверующий и хуже язычника»[15]{155}.

В Средневековье, согласно христианскому учению, дьявол уже не мог ничего сделать без Божьего на то попущения, кроме как обманывать и дурачить людей. Предполагаемая власть Сатаны к XV веку настолько ослабла, что его образ больше не вызывал ужаса и отвращения, а вместо этого представлялся знакомым нам по мультфильмам красным бесенком с крючковатым хвостом, способным максимум на мелкие пакости{156}.

Власти по-прежнему казнили за колдовство или чернокнижничество как женщин, так и мужчин, но с небольшим отличием: считалось, что у ведьм нет никаких сверхспособностей или чудодейственных сил, как, например, той, что позволяет им летать на метлах. Преступление именовалось maleficium – причинение вреда с помощью оккультных средств, что сегодня можно приравнять к использованию яда, – и считалось, что совершают его обычные люди, простые смертные. Само слово буквально означает «причинение вреда» или «злодеяние» и сегодня фигурирует в англо-американской юридической терминологии в форме malfeasance «должностное преступление» – умышленное действие, направленное на причинение вреда. Другими словами, можно было колдовать и понести за это наказание, не обладая при этом никакими сверхъестественными способностями. Чародейство воспринималось как преступное деяние, совершаемое обычными людьми{157}.

Когда дело доходило до оборотней, то бессмыслицей ликантропию объявляли не только священники, монахи и богословы; византийские врачи один за другим в период с V по VII век утверждали, что вера в ликантропию сама по себе является болезнью, бредовым психическим расстройством, которое можно диагностировать, или формой меланхолии. Например, Павел Эгинский (620–690 н. э.) писал в своем «Дневнике»: «Те, кто страдает ликантропией, ночью выходят на улицу, во всем подражая волкам, и задерживаются у могил до утра. Вы можете узнать этих людей по этим знакам: они бледны, их зрение слабое, глаза сухие, язык очень сухой, слюноотделение остановлено; но они хотят пить, и на их ногах неизлечимые язвы от частых падений. Таковы признаки болезни. Вы должны знать, что ликантропия – это разновидность меланхолии»[16]{158}.

Термины «клиническая ликантропия», «ликомания», lupine insania, manialupine, синдром «человека-волка» и «зооантропия» по сей день используются для описания редкого психического расстройства, при котором больной считает, что способен превращаться в волка или любого другого дикого зверя. Клиническая ликантропия отличается от обычного понимания ликантропии – оккультной веры в сверхъестественное превращение или обращение людей в волков или других животных (хоть lykos и означает «волк», термин «ликантропия» обычно применяется к превращению человека в любое животное). Подобное обращение можно назвать более точно зооантропией или обратной интерметаморфозой.

Некоторое время с XIX по начало XX века считалось, что клиническая ликантропия исчезает, так как в оборотней верило все меньше людей, но возрождение их образа в современной литературе и кино вызвало соответствующее увеличение количества случаев клинической ликантропии, которая по симптомам относится к классу расстройств шизофренического спектра, или расстройствам самоидентификации, сопровождаемым галлюцинациями{159}. Кое-где в медицинской литературе с возникновением случаев клинической ликантропии связывалось употребление препарата МДМА, также известного как экстази{160}.

К 1000 году явление оборотничества настолько рационализировали и изучили в медицинском плане, что вервольфы стали предметом романтического увлечения, своего рода средневековым аналогом «героинового шика» в литературе, и в романах о поисках священного Грааля, легендах и сказаниях их зачастую изображали привлекательными, одинокими, страдающими, жертвенными и самоотверженными героями-рыцарями. В таких рассказах о «галантном оборотне» часто встречается благородный рыцарь или принц, который превращается в животное, чтобы защитить даму сердца, но, пока он в шкуре зверя, дама предает его, крадет обращающий предмет (зелье, кольцо, пояс, одежду) и навеки запирает в чужом обличье{161}.