и от души, тряся головой.

— Ох, шельмец, — он погрозил ресторатору пальцем, — умеешь задать правильный вопрос. Пусть сидят, ничего страшного не происходит. Всем шампанского за мой счёт.

— Сделаю, — ресторатор поклонился и в тот же миг исчез.

А Шереметев налил себе в бокал из бутылки и откинулся на спинку стула. Взгляд его был таким же тяжёлым, но уже без явной угрозы. Что же, попробуем поговорить ещё раз.

* * *

— Пётр Борисович, скажите, какие мои “заявления” вызвали у вас гнев?

Шереметев искоса зыркнул на меня и сложил руки на груди.

— Вы сами знаете.

— Представьте себе, Пётр Борисович, не знаю. Даже предположить не могу.

Граф поджал губы.

— Вы изволили заявить, что жаждите кровной мести по отношению к моей семье. И обещали поставить мою голову на каминную полку.

— Я?!

— Вы-с.

— Ничего подобного. Ваша семья мне абсолютно безразлична, как и ваша вражда с дядей — он не завещал мстить вам. А что касается вашего… ммм… сына, то я лишь защищался. Можете спросить Судью…

— Я имел с ним беседу, — Шереметев вперился в меня, будто собирался просверлить дырку. — Так вы не говорили про кровную месть?

— Нет.

— Поклянитесь.

— Вам мало моего слова? Хорошо, — я поднял руку и призвал Анубиса. — Пусть Талант будет свидетелем, я не требовал мести и не собирался вредить роду Шереметевых.

По комнате пронёсся вихрь эфира — Талант засвидетельствовал клятву.

— Вы довольны? Очень хорошо. Тогда и я в ответ спрошу, Пётр Борисович: за что вы меня невзлюбили? Я исполнял пожелание дяди, приняв его Талант. Не больше, но и не меньше. Вмешательство в волю покойного…

Шереметев выставил ладонь, прерывая меня:

— Погодите, Константин Платонович, не надо лишних слов.

Он опустил руку и пробарабанил пальцами по столу несколько тактов военного марша. На лице графа была смесь злости и раздумий.

— Я, — проговорил он медленно, — не отдавал сыну приказа убивать вас. В письме я просил его только поговорить. Выкупить ваше наследство или привлечь в семью. Формально, как наследник Василия Фёдоровича, вы имели на это право. Боюсь, мой покойный сын неправильно истолковал поручение или решил проявить ненужную инициативу.

— Или ему помогли так истолковать.

Граф вскинулся, глядя на меня вопросительно.

— Тот, кто солгал вам обо мне и тех словах, что я не говорил.

В глазах Шереметева промелькнула чёрная тень.

— С этим я разберусь сам, — уголок рта графа дёрнулся, — это не ваша забота.

Он замолчал и как-то осунулся. Плечи опустились, вокруг глаз пролегли морщины. Стало заметно — граф уже не так молод, как хочет казаться. И наш разговор немного пошатнул его дух.

— У меня нет к вам ненависти и открытого счёта, Константин Платонович. Вадим мёртв по своей глупости, и я не буду требовать с вас ответа.

— Тогда считаем наши взаимные вопросы закрытыми.

Я встал, протянул ему открытую ладонь. После секундного колебания, Шереметев тоже поднялся и скрепил слова рукопожатием.

— Марья Алексевна, — граф поклонился, — вынужден покинуть вас. Дела ждать не могут, да и вы уже утомились моим обществом.

Он поцеловал руку княгине и вдруг обернулся:

— Ах да, чуть не забыл, — Шереметев вытащил свёрнутую вчетверо бумагу и протянул мне. — Это вексель на десять тысяч рублей. Я обещал Шарцбергу закрыть тяжбу с вами и выполняю его решение. Надеюсь, вы распорядитесь деньгами с умом.

Мы тоже не стали задерживаться — есть после такого напряжённого обмена мнениями не хотелось. Да и Марья Алексевна выглядела крайне усталой. Она тяжело опёрлась на мою руку и очень медленно пошла к экипажу.

— А ты думал, в моём возрасте Талант легко призвать? — криво усмехнулась княгиня. — Я такой фокус чаще, чем раз в месяц, сделать не могу.

— Как же так? Ведь у вас такая сила.

— Чем больше сила, тем сложнее позвать. Будешь в моих летах, сам увидишь.

Она с кряхтением забралась в карету, села и со вздохом откинулась на подушки.

— Я думала, вы ресторан разнесёте.

— Простите, не хотел до этого доводить.

— Пустое, Костя, пустое. Рада, что всё так хорошо закончилось. Хотя с какой стороны посмотреть.

— Есть плохая сторона?

— А ты разве не понял? — она подняла бровь. — Вас кто-то пытался стравить. Очень умно, между прочим, тонко и хитро.

— Это я заметил. Только неясно, ради чего. Я, вроде бы, не успел ещё врагов завести, чтобы ради меня затевать столь сложную интригу.

— Кто знает, — княгиня кивнула, — может, и враги Шереметева тебя использовали. Хотя они и у тебя могут быть.

— Откуда, Марья Алексевна? Я, по большому счёту, только приехал в Россию. И полугода не прошло. Сидел в имении, никуда не выезжал, ни с кем не виделся.

— А зачем тебе их лично заводить? Они тебе могли по наследству достаться от Василия Фёдоровича. Знаешь, скольким людям он жизнь попортил? Сколько крови ещё в прошлое царство из знатных родов выпил? Его в ссылку матушка-императрица не только за личную неприязнь отправила.

Такой вариант я не рассматривал. Наследственные враги? Хорошенькое дело. С учётом, что я не знаю, кто это может быть.

Княгиня будто прочитала мои мысли и подсказала:

— Поищи в бумагах Василия Фёдоровича. Вдруг там найдутся какие-нибудь подсказки.

Я кивнул в ответ и задумался. Очень сомневаюсь, что дядя оставил мне прямые указания на давних недругов. Так что придётся удвоить бдительность и стать осторожнее. А при случае ещё копнуть — какое отношение к этому имеет князь Голицын. Он ведь тоже участвовал, послав ко мне Боброва? Надо разбираться, где прячутся в этой истории концы и как их распутать.

* * *

Уехать домой не получилось и на следующий день. Во-первых, я обналичил вексель в банке. Деньги мне понадобятся, и желательно держать их при себе в виде золота. А во-вторых, ко мне приехал Белинский и попросил переговорить без свидетелей.

— Я был у Судьи, узнал все подробности дела и не хочу оставаться у вас в долгу, — заявил он и начал рассказывать без предисловий: — Этот человек, который хотел вас убить, приехал неделю назад. Сказал, что вы пригласили Вадима Шереметева для беседы и подло убили его в спину. А его отец не стал мстить, так как вы