— Мне от широкой общественности скрывать нечего — уверяю я маму: — я могу …

— Знаю я, что ты можешь — перебивает меня мама: — не о тебе речь. Хината?

— Да не было ничего … — опускает взгляд она: — я так… только Айке-чан… это я … ну… преувеличила.

— Извините меня! — вскакивает Айка и заливается краской, кланяясь так, что я на секунду подумал, что головой в стол воткнется: — я доставила вам неприятности!

— Хм. — мама некоторое время смотрит на склонившуюся в поклоне Айку и переводит взгляд на Хинату. Хината в свою очередь — тоже подскакивает и склоняется в поклоне, бормоча что-то насчет «извинитепроститеперепуталимыберега».

— Хм. — повторяет мама и переводит взгляд на меня.

— А я тут не при чем — поднимаю я руки, ладонями к маме, демонстрируя что я безоружен и стараясь двигаться, не создавая угрозы — медленно. Как и положено в присутствии огромной хищной кошки: — я вообще в коридор вышел. В туалет. В этом доме можно нормально в туалет сходить ночью? Вот просто в коридор вышел, ничегошеньки не подозревая, а на меня напали! Из-за угла! Со спины! Коварно! У меня теперь травма. Моральная травма. Я теперь может в коридор выйти боюсь! Ночью.

— Хм… — говорит мама, не сводя с меня глаз.

— И с фоткой этой тоже не я виноват. Я тут вообще жертва обстоятельств и … — Хината незаметно дергает меня за рукав и шипит «дуреньвставайуже». Я вздыхаю. Встаю и склоняюсь в глубоком поклоне.

— Прошу меня простить, за то, что нарушил ваш покой и вечерний просмотр телевизора. И дегустацию вин. Выражаю надежду, что смог хоть немного развеселить. — некоторое время мы стоим так все втроем — склонившись перед мамой. Пауза затягивается.

— Ну вот и хорошо! — говорит мама как раз в тот момент, когда я начинаю беспокоится: — да садитесь вы уже, развели тут официоз. Садитесь, кушайте, кофе допивайте, у вас уроки скоро начинаются.

— Ээ… спасибо я наелась — говорит Хината и бочком выходит из-за стола, захватив с собой бедную Айку-чан, которая успевает пискнуть «Спасибо, все было очень вкусно!», и они исчезают в воздухе, из прихожей раздаются звуки сдавленной возни, топот ножек, хлопает входная дверь… и я только сейчас осознаю, что остался с мамой один на один. Я поднимаю глаза и сталкиваюсь с насмешливым взглядом мамы. Сглатываю внезапно пересохшим горлом.

— Пожалуй и мне пора — говорю я, медленно вставая из-за стола: — что-то аппетита сегодня нет. Да. Все очень вкусно было, спасибо, ма.

Мама ничего не говорит. Она просто поднимает одну бровь. Я продолжаю увеличивать дистанцию между нами, потихоньку пятясь и думая о том, что Хината все же стратег и заранее положила свой ранец в прихожую, а вот мне еще подниматься за портфелем, потом спускаться… я отхожу к лестнице наверх, все так же — пятясь и не спуская глаз с мамы, мирно сидящей за столом и улыбающейся мне. Бегом поднимаюсь вверх, хватаю свой портфель, проверяю не забыл ли чего, выдыхаю и спускаюсь вниз. Спокойно. Так же, владея собой, не обращая внимания на мамин взгляд — прохожу в прихожую и …

— Сынок, а ты ничего не забыл? — раздается голос мне в спину и я застываю на месте. Забыл! Что я забыл? Учебники — на месте, проверял же. Дурак, какие учебники, зачем ей твои учебники, никогда она учебники не проверяла и сейчас не будет. Но что же я забыл? Поесть — поел же вроде. И попил. И с ней поговорил и … А, ну, конечно.

Я разворачиваюсь, ставлю портфель на пол у двери и иду назад. Так шла Мария-Антуанетта к своей гильотине, так шел Макферсон к своему эшафоту, аккуратно ставя ногу каждый шаг, следя за тем, чтобы не выдать страха на своем лице. Так иду я — человек, который уже умер один раз и готов умереть еще, ведь смерть — это только начало. Я видел такое, что обычному японскому школьнику и не снилось, я не боюсь ничего в этой жизни и у меня не дрожат коленки. А если и дрожат, так это потому, что тело у Кенты еще не тренированное… но дух мой крепок и я вынесу это испытание с честью, не дрогнув! Я наклоняюсь вперед и касаюсь губами мамой щеки. Поцелуй перед уходом в школу. Выпрямляюсь, чувствуя, как задеревенела спина, разворачиваюсь и иду назад, в прихожую.

— Хорошего тебе там дня. — говорит мама мне вслед и будь я проклят, если в ее голосе не звучат веселые нотки. Развлекается она с утра.

— Спасибо. Я пошел.

— Удачи и будь умницей.

По пути в школу ко мне пристраивается Хироши, Джокер и Трикстер нашего класса. Он молча кивает мне и шагает рядом, подшагнув так, чтобы идти в ногу. Некоторое время мы идем вместе. Молча. Наконец Хироши не выдерживает.

— Как у тебя дела? — спрашивает он так, словно бы ему интересно. Я только закатываю глаза. У меня было довольно насыщенное утро, а ведь еще даже восьми нет! Так что потуги Хироши в социальную интеграцию я игнорирую.

— Понятно — кивает Хироши, вполне удовлетворенный ответом: — так я и думал. Как еще у тебя может быть? В любом случае — у меня есть идея! Ты же хочешь быть богатым и знаменитым? Ээ… нет, не так … — задумывается он.

— Я тоже рад видеть тебя с утра, Хироши-кун — говорю я, отвлекаясь от мыслей о домашних интригах и заговорах: — давай без предисловий. А то ты как начнешь флэшбэки в далекое детство рассказывать, так мы и до сути не доберемся.

— Когда я так делал? — делает вид что обиделся Хироши. Получается плохо, у него вообще с имитацией человеческих эмоций туго, никто вокруг не верит, что он такой же как мы. Уж больно Хироши на людей с планеты Земля не похож, глядя на него даже эффекта Зловещей Долины не возникает.

— Не делал? — удивляюсь я: — ну это как тот раз в далеком детстве, когда мой папа вместо того, чтобы ответить на мой простой вопрос «пойдем ли