Кажется, я не был здесь очень давно. 

Наверно, с тех пор, как умерла бабушка - последний родной мне человек. Хотя, по большому счету, всю жизнь у нас с Давом только и было из близких, что мы друг у друга. 

Стоя с удочкой на берегу озера, я думал о том, чем сейчас занят Штерн. Интересна ли ему Маша только как развлечение или что-то в его расчетливом мире все же пошатнулось? В моем собственном уж точно случился апокалипсис. По имени Агата Полянская. 

Удочка резко дернулась и я, отвлекаясь от этих мыслей, переключился на свою добычу. Бросив пойманную рыбу к тем, что уже лежали в ведре, я решил, что на сегодня этого достаточно. Агата авось уже успокоилась и готова к новым приключениям в виде чистки рыбы. 

В целом, из нее теперь могла получится вполне сносная жена. Готовила она, конечно, отвратительно, но это умение наживное. Ну а ее дурной характер я находил даже занимательным. До определенного предела. 

Вернувшись в дом, я поставил на пол ведро с рыбой и, наклонившись снять обувь, спросил: 

- Ты подмела? 

В ответ - тишина. Вскинув голову, я понял, что Агаты на кухне нет. 

- Агата! - окликнул, не скрывая тревоги. А вдруг эта чокнутая опять ушла куда-нибудь на своих дурных? 

Ответа не было. Я быстро прошел по всем комнатам и с облегчением обнаружил Полянскую в последней спальне. Сидя прямо на полу с метлой в обнимку, она… плакала? 

- Что случилось? - склонившись к ней, я взял ее за подбородок и заглянул в лицо. Она посмотрела в ответ взглядом потерянного ребенка. 

- Я сломала ноготь, - всхлипнула Агата и я чуть челюсть на пол не уронил. Реветь из-за какого-то ногтя??? 

- И это все причины? - не веря переспросил я. 

- Ты не понимаешь! - отстранившись от меня, Полянская поднялась на ноги и развела руки в стороны, выставляя себя на обозрение. 

- Ты посмотри на меня! Ногти сломаны, руки поранены от чистки твоей проклятой картошки! Волосы несколько дней не видели укладки! Я не накрашена и вынуждена носить чью-то старую одежду! 

От этой тирады я охренел окончательно. Даже закралось сомнение в том, что такие, как Агата Полянская, вообще способны измениться. И не думать о каждом сломанном ногте как о конце света! 

А потом она вдруг сказала: 

- Я стала некрасивая! - и заревела еще отчаяннее. А у меня внутри от этого что-то дрогнуло. 

- Ты красивая, - сказал я искренне. - Даже без косметики. Даже со сломанным ногтем. 

Взяв ее за запястья, я притянул руки Агаты к своим губам. И, глядя ей в глаза, поцеловал каждую царапину на коже. 

Полянская сглотнула, а потом спросила: 

- Правда? 

- Что? 

- Что я все еще красивая? 

- Для меня - да, - ответил я просто. 

И, поддавшись порыву, притянул ее к себе. Захватил поцелуем губы, не встретив в этот раз никакого сопротивления. Что было тому причиной, я думать в это мгновение не хотел. Может быть, просто действие момента. Может быть, случайная вспышка похоти. А может, даже месть Штерну. Париться обо всем этом у меня не было никакого желания. Да и шанса тоже. Потому что остановиться сейчас казалось смерти подобно. 

Я просто желал эту женщину всем своим существом. Желал ее касаться. Желал ее целовать. Желать быть с ней. И особенно в ней. 

Все больше распаляясь от поцелуя, я метался руками по ее телу. Хотелось охватить каждый его уголок. Сделать своей каждую точку на ее коже. 

К моменту, когда мы оказались на кровати, я уже избавил Агату от брюк, а она меня - от рубашки. Скольжение ее рук по моей груди оставляло на теле пылающие следы. И я весь словно горел. От страсти. От нетерпения. 

И она, казалось, хотела этого не меньше. Оказавшись сверху, стянула с меня джинсы и белье. Призывно потерлась лоном о возбужденный член. И больше я не выдержал. 

Перевернул ее на спину и навис над ней, показывая этим жестом, кому она должна подчиняться. Сейчас. Впредь. Всегда. 

Мне хотелось ласкать Агату медленно, испытывая терпение - свое и ее. Но она требовательно впилась ногтями в мои плечи, не оставляя мне никакого шанса на то, чтоб сдержаться. 

Эта женщина признавала только силу. Силу, превалирующую над ее собственной. И я готов был ей это дать. Готов был укрощать и покорять. Если понадобится, то всю свою жизнь. 

Я вошел в нее одним мощным толчком, заставляя выгнуться мне навстречу. Заставляя подчиниться. Заставляя признать мое главенство. 

Я трахал ее быстро и резко, жадно вслушиваясь в каждый стон. А когда почувствовал, что она готова кончить, заставил себя остановиться. 

- Проси, - прохрипел требовательно. 

- Дай мне… 

- Чего? 

- Кончить! Я хочу кончить! - почти прокричала Агата, подаваясь ко мне. 

- Назови меня по имени. 

Глупо, наверно. Но все же я хотел знать, что она понимает, кто находится сейчас рядом с ней. Кто ее трахает. 

- Лешааааа, - простонала она, и я снова задвигался, еще более остервенело, чем раньше. 

И когда почувствовал, как Агата сжала меня собой и вскрикнула, быстро вышел из нее и излился ей на живот. 

Склонившись к ее губам, я поставил на них печать своего поцелуя и сказал: 

- Помни о том, что так хорошо тебе может быть только со мной. 

А наутро я повез ее обратно в город. Потому что понимал - насильно удержать рядом с собой никого нельзя. Нужно дать свободу, чтобы к тебе захотели вернуться. 

Но как оказалось, в случае с Агатой Полянской это не работало.