одной волне с тобой, как скрипка в оркестре. Такая нужна, с которой не только поговорить можно, но и помолчать. С Ленкой я бы с удовольствием помолчал… До утра… Но не срослось. Ведь даже не лимита я, а просто деревенщина, чьи манеры режут глаз воспитанной девушки из приличной семьи. Кстати, забавно… Что же это мы с таким гонором продавцом работаем? Презренное это дело для советской интеллигенции. «Торговка» — оскорбление в их среде, и довольно серьезное. Значит, не так уж здорово дела идут у папы с мамой, раз единственная дочь, свет в оконце, такими вещами на жизнь зарабатывает. Да… дела сейчас у всех не очень, а скоро будут еще хуже, а потом еще. Не удивлюсь, если Ленка и вовсе единственной кормилицей окажется у папы профессора и мамы учительницы русского языка и литературы. Да… Жизнь всех на прочность проверяет. И каждый прямо сейчас узнаёт на своей шкуре, тварь ли он дрожащая, или право имеет…

Хорошо, что я снова тот же самый пуховик купил. Слишком много вопросов возникло бы. Бродяга, что только откинулся, дорогое шмотье меняет каждую неделю. И вроде мелочь, а опытный глаз зацепит.

— Ну как? — жадно спросили парни, которые ждали меня у детского сада, что стоял посередине между горотделом милиции и моим домом.

— Да ровно все, — отмахнулся я. — Нету тела, нету дела. Выдыхайте. И рот на замок. Эту тему даже между собой больше никогда не обсуждаем. Менты и прослушку могут впихнуть.

— Куда? — удивился Копченый — В качалку?

— Не, — помотал я головой, — там у них наверняка стукач есть. На телефон. Ставят на кнопку и пишут все твои разговоры. Потом тебе их прокручивают на допросе. Так что имейте в виду.

Парни покивали, но затем на хмурых лицах появились кривые улыбки. Присели все-таки на измену.

Мы пошли в зал, чтобы поговорить спокойно, больше ведь и негде. Там дождались, пока разойдутся все наши «шварценеггеры», а Николаич заглянет и попросит Китайца, как самого ответственного из всех, да еще имеющего запасной ключ, запереть зал после девяти вечера. Тренеру тоже надо было куда-то свинтить пораньше, а Димас уже закрывал качалку не раз. Китаец вообще выглядел очень положительным мальчиком, особенно если чубчик на бочок зачешет. Все бабушки наших одноклассниц млели от его куртуазных манер и начинали мечтать о своре косоглазых внуков. Сроду не скажешь, что это милый паренек пару дней назад человека голыми руками насмерть забил. Как только последний из занимавшихся ушел, дверь тут же закрыли на замок и сдвинули скамьи.

— Короче, братва, — Карась достал свою спортивную сумку и поставил ее перед нами. — Я все разузнал про Вахидова. У него собственный дом в Мечте…

— Это же дачный кооператив, — не поняли мы. — Там дома слова доброго не стоят. Зачем ему в таком говне жить?

— Вы еще удивитесь, — многозначительно сказал Карась. — И построил, и земли еще рядом прихватил. Туда свозят деньги с рынка и ларьков бригадиры. Каждый вторник и пятницу. Там у него просто крепость, мля! Ни зайти, ни выйти. И кобели огромные бегают. И как построить смог такое? Как не отняли? Не понимаю!

— Не спалился? — поинтересовался я.

— Не… просто погрел уши пару раз в нужном месте. Но получилось даже лучше. Смотрите!

Вован открыл сумку, достал оттуда длинный мясницкий нож в прозрачном полиэтиленовом пакете.

— Ша! — прервал наш порыв Карась завладеть пырялкой и пустить ее по кругу — Лапами не трогать. Тут пальчики.

— Чьи?

— Толяна. Брата Хмурого. Он на рынке держит точку, разделывает мясо. Я коробки у него таскал, зашел в павильон — смотрю никого! Ну и подсуетился. Поднимает он бабок столько, что только держись, — вздохнул Карась — Слышал, что торговля мясом — это прикрытие. А так толкает наркоту. И крыша у него от Хмурого — так что вахидовские зубами скрипят, а сделать ничего не могут. Но с Хмурым из-за одной точки рамсить не хотят. Не стоит оно того.

— Ну и зачем нам нож брата Хмурого? — поинтересовался Гриша — Его же все равно Вахидовские не жмут.

— А нож затем, — догнал я. — Что если поставить Вахидова и охрану на глушняк, то кипешу ментовского будет до небес. Мы, парни, сделаем так, что они друг сами рвать будут.

Все покивали, только Пахом скривился:

. — Карась! Ты решил устроить тут Чикаго? Пересмотрел Крестного отца?

Инициативу Вована надо было защищать.

— Штырь, Карась решил, что поголовье бандитов на наш маленький город несколько чрезмерно. Я тоже думаю, что его слегка стоит проредить, причем сделать это надо так, чтобы на нас с вами никто и не подумал. Пусть одни плохие люди убивают других плохих людей. А мы, как та мудрая обезьяна, посидим на ветке, пока тигр и дракон рвут друг друга в клочья. А ножик этот нам очень и очень пригодится. Я бы даже сказал, что он станет главным действующим лицом во всей этой истории.

— Не стоит нам пока такой замах брать, — покачал головой Штырь. — Нас как тараканов передавят. Нужно сначала потренироваться… на кошках. Да и бабла приподнять немного. Нам от тех разборок, что начнутся, ни холодно ни жарко будет. А жрать каждый день надо. Не знаю как вы, а я спортсмен. Мне усиленное питание нужно.

— Согласен, — кивнул я. — Давай-ка сюда свой кинжал, Вован. Я его спрячу как следует.

Отправлю-ка я будущее орудие убийства к ТТэшнику в схрон.

— Так что насчет «кошек»? — поинтересовался Китаец — Мне тоже пипец как бабки нужны.

— Тогда давай скупщиков рыжья потрясем, — сказал Вовка, который сегодня просто фонтанировал идеями. — Они нормально так поднимают. Я их каждый день у ювелирки вижу, а каждый вечер — на рогах. Когда они из кабака возвращаются.

— Обязательно потрясем, Карась, — проникновенно сказал я. — Но мы живем в маленьком городке, и мы совершенно точно не тронем никого там, где нас