Шрифт:
Закладка:
– Да нет, – усмехнулся Егоров. – Еда сносная, сухо, на нарах сенной матрас есть, так что даже бока, как в Думашева в темнице, не болят. Общество самое что ни на есть отменное, разделяю камеру с капитаном-казнокрадом и с гусарским поручиком, пьяницей, повесой и дебоширом, набившим морду своему командиру. Все с виду очень приличные люди. Скажите лучше, Сергей Николаевич, как у меня там в команде, всё ли ладно?
– Да не переживай, – успокоил его секунд-майор. – С учений они не вылезают, твой сержант их гоняет вон до седьмого пота. Там все унтера строго порядок держат. Ну и я к ним, не скрою, тоже порой захаживаю, так сказать, для порядка, чтобы видели все, что сверху контроль тоже за ними есть. Ну, в общем, во всём у них порядок, вас только сильно ждут, соскучились, говорят. Ну что, пошли, я тебя разводящему передам, вот только на, это тоже с собой возьми, – и он сунул тяжёлый узелок Лёшке в руки. – Твои гостинцы передали, бери, бери, говорю! Харч в таком месте лишним никогда не бывает! Сам по себе знаю, – и Николаевич лукаво подмигнул егерю.
– Угощайтесь! – Лёшка развернул узелок на грубо сколоченном столике, установленном возле нар.
– Ого-о! – поручик Белозёрский, потирая руки, подсел на стоявшую рядом скамью. – Да тут снеди на целый десяток едоков! Живём, братцы! – и, схватив круг копчёной колбасы, отхватил от него хороший кус.
Капитан в пехотном камзоле степенно перекрестился и отломил край от каравая:
– Вам, голубчик, за три этих дня вот уже вторая передача пожаловала. Хотя, казалось бы, что уж такого, егеря, никакого изобилия, так, обычная служилая косточка. Однако вот же, поглядите. А мне да хоть бы сухую корку за все те две недели, что я тут сижу, мои бы приятели и друзья пожаловали. Так нет ведь, пока был я при хорошей должности, отбоя от них не было, каждый норовил поближе ко мне быть, чтобы хоть что-то для себя урвать. А как только беда случилась, так ни одного не оказалось рядом. Вот так и вспомнишь батюшкину поговорку, не раз он меня поучал, что друзья познаются в беде. Истину говорил отец!
– Да, Александр Павлович, не тех вы людей себе в друзья выбрали, – кивнул Лешка, отрывая бедро от варёной курицы. – Ну ничего, вы человек неглупый, авось сделаете для себя правильные выводы. Главное из этой передряги вам удачно вывернуться.
– Да ничего-о, Алексей, ничего-о-о, – улыбнулся капитан. – Нет у меня уж такой большой недостачи. Накажут, конечно, для порядка, может, даже на ступень ниже званием разжалуют, а потом всё одно опять к складам приставят, хороших интендантов ведь сыскать весьма будет трудно. Не простая это должность, я тебе прямо скажу. По своей сути ведь любого тыловика можно смело на первой же осине вешать. Много у нас… мм… таких, скажем, скользких моментов.
– А я вот на своих друзей не в обиде, – гусарский поручик оторвался от душистой и сочной колбасы и жадно оглядел стол. – Эх, вина ещё сюда не хватает, бутылочки бы две на брата, вот бы хорошо тогда было, – и он с сожалением вздохнул. – А по моим друзьям что сказать, гусар живёт одним днём, такая уж у него планида – умирать молодым. Редко кто вообще до трёх десятков годков доживает. Гуляют ребята, вино пьют, девок кадрят, до меня ли им сейчас? Так что я не в обиде. Ничего, вот отсижу своё, ещё нагоню! – и он подтянул к себе копчёную грудинку.
– Велено вам здесь подождать, господин подпоручик, – комендантский капрал, выбрав нужный ключ из массивной связки, открыл кабинет на втором этаже, зажёг в нём две масляные лампы на стенах и большую сальную свечу на столе. Осмотрев по-хозяйски ставни небольшого оконца и передвинув массивную скамейку поближе к центру комнаты, он вышел в коридор. Лёшка обошёл всю комнату. В примерно такой же, как и эта, его уже пару раз допрашивали по поводу событий недельной давности. Только та была гораздо грязней и чуть меньше, но всё равно стиль казённого минимализма и основательности здесь тоже присутствовал. Ну что же, будет очередной допрос или, может, уже приговор военного суда под роспись объявят? Подпоручик был уже ко всему готов.
В коридоре послышались громкие уверенные шаги, дверь отворилась, и на пороге показалась такая знакомая ему фигура.
– Здравия желаю, Ваше высокоблагородие! – Лешка, застывший по стойке «смирно», что называется, «глазами ел» своё начальство. Перед ним с какой-то ироничной улыбкой, медленно и укоризненно покачивая головой, стоял сам барон фон Оффенберг Генрих Фридрихович собственной персоной.
– И тебе не хворать, Алексей, – барон, войдя в комнату, стремительно присел на стул и кивнул головой Егорову. – Ты тоже давай присаживайся, голубчик, уж будь так любезен. У нас с тобой разговор до-олгий будет, а в ногах, как говорится, правды нет. А она нам с тобой ох как понадобится сейчас, подпоручик. Ну давай, не будем терять времени, рассказывай всё и с самого начала, а именно с того самого момента, как я отсюда уехал в Браилов, ну и, собственно, до того, как сюда же обратно и вернулся. И что там за это время у тебя произошло, пока меня здесь не было… – он поднял глаза к потолку. – Всего-то семнадцать дней.
Лёшка виновато вздохнул, кивнул головой и начал свой долгий, долгий монолог. Всё это время, пока он рассказывал, полковник сидел молча, не перебивая его, и что-то там начёркивал толстым баварским карандашом на листочке бумаги.
– …А потом особая егерская команда, закончив строевые занятия на центральной площади, ушла под командой сержанта Дубкова в своё расположение. Ну а меня после первого же допроса в штабе отконвоировали в офицерскую камеру гарнизонной гауптвахты, – Лёшка, наконец, закончил свой долгий рассказ и приготовился к начальственному разносу. Но барон сидел с задумчивым видом и глубокомысленно молчал.
«Хоть бы наорал, что ли, – думал Егоров. – Ну или обозвал бы как-нибудь, чем вот так вот сидеть и молчать. Похоже, совсем всё у меня там плохо».
Время в казённой комнатке бежало очень медленно, но вот полковник провёл последнюю черту в какой-то своей тайной схеме на бумаге и поднял глаза на Алексея.
– Ну что же, мой друг, – наконец-то заговорил он. – Дело это весьма не простое, да ты и сам догадываешься обо всех его «особых моментах», в кои тебя уже немного посвятили. Но всё не безнадёжно! Самое главное, что под тебя и под всю твою команду никому и никак не удастся подогнать попытку к мятежу и к насилию по отношению к представителям власти. Все доводы, что два егеря кому-то там угрожали на улице, рассыпались при «правильном» допросе всех присутствовавших на месте случившегося. Даже офицеры Думашева не смогли соврать под присягой и поведали всю правду при «умелом» разговоре господина Баранова. Твоё же задержание в его полковом штабе и вовсе выглядит как сущее сумасбродство. Хотя и ты, конечно, хорош, зачем попёрся в Выборгский полк к этому идиоту, мне вот решительно непонятно. Ну, дождался бы окончания заседания у главного квартирмейстера, доложил бы ему всё по существу, а уже дальше бы действовал по уставу и по его прямой команде. Нет же, ох уж эта русская improvisation, – и он кинул карандаш на стол.
– Я боялся, что он их там просто пристрелит у себя, Ваше высокоблагородие, – Лёшка поник головой. – Мог бы ведь, сказал бы, что они попытались там на него напасть, или же при попытке к бегству, да ещё и видаков бы своих на то представил.
