же табачный мастер Василий Иванович Иоаниди. Но если для «Герцоговины Флор» использовался, в основном, зелье из Боснии, особой сушки и обработки листа, то «Казбек» — это была смесь закавказских и среднеазиатских сортов табака, в первую очередь Самсуна. Получились крепкие и ароматные папиросы, которые далеко не каждый мог себе позволить: при номинированной стоимости пачки этих папирос шесть рублей и пятьдесят копеек, пачка «Казбека» продавалась только в коммерческих ларьках по цене от сорока до пятидесяти рублей. Партийное и военное руководство получало «Казбек» только через спецраспределители по государственным ценам. Кстати, дизайн пачки Сталин утверждал лично. В общем, простые люди «Казьек» не курили — или весьма состоятельные, или принадлежащие к номенклатуре.

(Дизайн упаковки «Казбека» должен был напоминать Сталину о горах Кавказа)

Когда соратники выкурили по паре папирос (одной уровень конфликта было не унять), Сталин исподлобья глянул на товарища и произнёс:

— Что, Серго, не нравится по шапке получать? А если есть за что? Так что тебе полезно было послушать, что думают о тебе некоторые товарищи.

— Я би этым нэкоторым товарыщам… — снова начал закипать Орджоникидзе.

— Вай! Не кипятись. Меня послушай. Ты ведь в курсе американской программы строительства предприятий? Уже в сентябре начнутся первые поставки. А в конце августа прибудут специалисты по строительству, которые будут осматривать выделенные участки. А кто этим руководить будет?

— Вот наркомтяж и руководил бы! — Орджоникидзе успокоился, перестал коверкать слова, но его речь стала более медленной, аккуратной.

— Мы решили разделить твой перегруженный всякими направлениями и комитетами наркомат на профильные наркоматы. И считаем это правильным. А твои специалисты войдут, в основном, в наркомат металлургической промышленности, ты именно металлургов больше всего под себя подгреб. Но ставить тебя на металлургию — мелко это, Серго. Читай!

Сталин дал Орджоникидзе папку с проектом постановления о создании Спецкомитета номер два по промышленному строительству. С очень широкими правами и полномочиями. Даже более серьезными, чем контора Берии, в которой занимались созданием нового оружия.

— Коба, а почему я? — спросил Серго, прочитав документ до последней строчки. — по идее, эту программу и спецкомитет должен возглавить кто-то из Госплана, да тот же Смирнов, например.

— Всё очень просто, был бы жив Куйбышев, мог бы возглавить. А Смирнов не тянет. Я уже думаю, что на это место надо Межлаука возвращать, он более компетентный товарищ. На должность руководителя спецкомитета нужен человек с солидным авторитетом, и в партии, и в народном хозяйстве, ты — подходишь! Тем более, с твоим-то опытом! Не вижу, кто может у нас в стране с этой работой справится, даже Берия для такого проекта мелковат.

Последняя фраза Орджоникидзе пришлась по душе. Что не говори, а тщеславие присуще человеческой натуре. И дальше разговор перешел на совершенно спокойные деловые рельсы. Серго хорошо понимал, какой объем задач предстоит выполнить и какие материальные и финансовые ресурсы будут находиться в его распоряжении. Это была возможность укрепить свое положение в партийном руководстве, щелкнуть по носу недоброжелателей, сделать важнейшую работу, которую мало кто в стране может осилить. А такие задачи он любил.

* * *

Москва. Кремль. Кабинет Сталина

3 августа 1935 года

Руководительница отдела биохимии микробов, который не так давно вошел в состав Всесоюзного института экспериментальной медицины им. А. М. Горького при Совете народных комиссаров СССР, Зинаида Виссарионовна Ермольева опаздывала. Ее вызвали на совещание к Сталину, а она засиделась на своем рабочем месте, не могла оторваться от очередного эксперимента, который проводили под ее руководством сотрудники отдела. Хорошо, что ей напомнили, что она имеет все шансы опоздать. И даже выделил транспорт, что было весьма неожиданно. С руководством института Ермольева находилась не в самых лучших отношениях — и всему виной ее неуступчивый и принципиальный характер. Институтский водитель, угловатый мужчина с аккуратными усиками под бледным лицом с кругами недосыпа под глазами мчался так быстро, как только мог. Зинаида и хотела пару раз посоветовать ему придержать машину, не рисковать, но поняла, что просто боится и слово сказать, лучше шофера в такой ситуации не отвлекать от дороги — может дорого обойтись. Надо сказать, что нужное время Степан Кондратьевич сумел отыграть. Даже пройдя три этапа проверки документов, она вошла в приемную Сталина, как ей казалось, вовремя. Но Поскребышев ее огорошил:

— Проходите, Зинаида Виссарионовна, вас уже ждут.

Вот так номер! Неужели все-таки сумела опоздать? Тяжело вздохнув, она вошла в кабинет и сразу же натолкнулась на двух посетителей, которые расположились за столом, внимательно наблюдая за тем, как вождь раскуривает трубку. Вот только лицезреть личности этих двух приглашенных товарищей для Зинаиды стали полнейшей неожиданностью: это были ее мужья. Ой, простите! Конечно, никаким многомужеством тут и не пахло. Просто по левую руку от вождя восседал ее бывший муж, Лев Александрович Зильбер, с которым Зина совсем недавно рассталась, тем более что он весьма оперативно женился на Валерии Петровне Киселевой. По правую руку от вождя расположился друг Левы Зильберта, известный эпидемиолог, Алексей Александрович Захаров. Надо сказать, что Леша был Зинаиде весьма симпатичен и у них после ухода Левы стали развиваться отношения, правда, замужеством для нее пока что не пахло, но лиха беда начало![1]

Надо сказать, что и сама Зинаида Виссарионовна, и ее мужья слыли людьми неординарными. Лев Зильбер происходил из весьма интересной семьи: его матушка была известной пианисткой и имела несколько музыкальных магазинов, конечно же, до того момента, как гегемон всех их отобрал. Его старшая сестра Мирьям вышла замуж за первого директора Пушкинского дома Исаака Михайловича Руммеля, сестра Лея стала женой писателя и литературоведа Юрия Тынянова (одноклассника Лёвы), Давид Зильбер выучился на военного врача, еще один младший брат, известный как Александр Ручьев получил известность как дирижер и композитор, ну а об популярности младшенького, писателя Вениамина Каверина и говорить не приходится. С Зинаидой они сошлись во время их совместной командировки в институт Пастера, там же, во Франции, сочетались браком. Потом направлены в институт Коха. После такого интенсивного обучения, вполне естественно, что именно Льва Зильберта нарком Семашко отправил на ликвидацию вспышки брюшного тифа близ Нижнего Новгорода. В двадцать девятом он получил должность директора Азербайджанского института микробиологии, а в тридцатом руководил подавлением вспышки чумы в Нагорном Карабахе. Не знаю, чем он не пришелся ко двору местному начальству, но по распоряжению начальника ГПУ Закавказской федеративной республики Лаврентия Берии, был