фигуры, и пёс тал рваться ещё сильнее, а я только сильнее сдерживать. Быстро смогла различить небольшую группу мужчин хоть и не в доспехах, но с оружием в руках и с псами, такими же, какого держала я.

Они выскочили на небольшую поляну и остановились напротив.

По их лицам было видно, что встреча неожиданная не только для меня. Если лаявшие собаки были похожи на ту, что я два дня лечила, то вряд ли неожиданным зрелищем был моя пациентка. По всему выходило, что главная неожиданность — это я.

Стоило большого труда удержать псину на месте и не выпустить из рук ошейник — она рвалась вперёд так, что меня мотало из стороны в сторону, повизгивала и виляла хвостом, задевая мою спину, ноги и то, что между ними...

И я отпустила ремень, который крепко сжимала в руке.

Собака стрелой метнулась к одному из мужчин, забросила ему на плечи свои огромные лапы и принялась вылизывать лицо. Другие псы радостно плясали вокруг и повизгивали.

Что ж, своего хозяина моя четвероногая гостья мне указала. Судя по всему, она его любит. А он, судя по всему, любит её.

Радостные интонации в его словах, объятия огромного, покрытого мехом тела и внезапная тишина, встревоженный взгляд на меня, когда его руки наткнулись на повязку на лапе зверя.

Он шикнул, животное опустилось на четыре конечности, но продолжило тыкаться носом в его ладонь, вертеть хвостом, повизгивать и приседать вместе с остальными псами.

Мужчина требовательно заговорил, не отрывая от меня взгляда. Он явно что-то требовал. Только я не понимала ни слова.

— Что это? Что с ней случилось? — беззвучной переводила Всёля.

— Всёля, миленькая, как он поймёт меня, если я с ним заговорю? Я ведь не знаю его языка! — вдруг испугалась я.

— Просто говори, не думай, я зафиксировала их речь, сделала анализ и буду подсказывать.

Хорошо...

— Доброго дня, господин, — я вежливо кивнула и только сейчас с досадой заметила, что плащ усилиями вырывавшейся собаки распахнулся, да так и остался, демонстрируя мои ноги лишь в узких серых штанах. К ещё большей досаде это заметили и все мужчины, окружавшие собачника. — Меня зовут Ольга Ланво, я... лечила вашу собаку. А то, о чём вы спрашиваете, следы лечения. С кем имею честь?..

Мужчина выпрямился, хотя, казалось, что больше уже невозможно.

— Фор Косинэ! — А потом совсем другим, пытливым и даже подозрительным тоном: — Что случилось с собакой? Кто вы? Как здесь оказались?

Я с сожалением поджала губы.

— Всёля, как мы здесь оказались?

После короткой паузы в голове раздалось:

— Мы всегда там, где нужна помощь! — А потом менее официальное: — Он сильно взывал о помощи.

— Я та, кто приходит на помощь, когда это нужно, та, что спасла ваше животное. Вы ведь именно об этом кричали в душе?

Кровь отлила от его лица, и мужчина выше задрал подбородок. Кажется, о том, что творилось в его душе, не стоило говорить при свидетелях. И я, предупреждая его гнев и негодование, сделала выпад первой:

— Хотела бы и я задать вам тот же вопрос: что случилось с вашей собакой?

Это ведь не я ему собаку искалечила, нечего на меня нападать.

— Покушение. На меня.

В этот момент ему было очень уместно сложить на груди руки, тогда выражение лица пришло бы в соответствие с позой — надменной и самодовольной. Но руки были заняты почёсывание и поглаживанием псины с выбритым боком, рассечённым шрамом и с чёрной дырчатой повязкой на лапе.

Покушение? Надо же.

Значит, я шибалась — он не бросал её умирать, вон как быстро примчался с отрядом вояк и собаками, едва заслышал её лай. Похоже, этот господин любит свою собаку не напоказ, любит на самом деле. И собака его любит — тут сомнений не было.

Она для него важна, как для некоторых не важны любящие их люди.

Слёзы подступили к глазам, и в носу стало неуютно и мокро – он за свою собаку готов заступаться, а некоторые... Что же я опять вспомнила про Игоря? Поплакать бы, да время для слёз неудачное.

— Были сломаны два ребра. Я починила их, рану зашила. Это чёрное на лапе — повязка. Там было два перелома. Пришлось делать…

— Операцию, — тихонько пробормотала Всёля.

— ...Операцию, — я с благодарностью воспользовалась подсказкой. — Там тоже повязка. Только… Другая. Они все сами осыплются, когда перестанут быть нужны. Поберегите собаку первое время, пусть всё восстановится.

Пока я говорила, на его лице менялись оттенки чувств: удивление, потрясение, возмущение, гнев. А потом осталась только…

— Я хочу вознаградить тебя, о женщина!

Благодарность?

Тон у фора был слишком пафосный, а на лице — подозрительная решительность.

— Всёля! Я что-то боюсь...

— Станция справа. Если станет опасно, надевай тунику и беги внутрь. Твоей собственной магии хватит, чтобы создать небольшую иллюзию стоящей на месте девушки. Если не выйдет, я помогу.

Она всегда со мной, моя Вселенная!

— Спасибо, Всёленька!

— Я хочу предложить тебе награду... — Он явно собирался с духом, потому что не только у меня всё внутри замерло, но даже мужчины, что сопровождали фора, будто закаменели. — Место в моём дворце среди моих женщин.

О! Похоже, предложение более чем щедрое. Вот только ни во дворце, ни среди его женщин мне быть не хотелось. Всё внутри сжалось – я слишком хорошо помнила недавнюю боль.

— Фор Косинэ, — я применила все знания политеса и искусства тонких бесед, — это слишком высокая награда, совсем не соразмерная той мизерной помощи, которую я оказала. Не стоит беспокойства, — убедительно врала я с самой вежливой и доброжелательной улыбкой.

Помощь — и это мне подсказывали второй день ноющие руки, плечи и шея, а ещё голова, распухшая от новых знаний, — была вовсе не такой уж мизерной, но оставаться здесь мне совсем не хотелось. Только представив, что могу оказаться запертой в гареме неизвестного, хоть и благородного человека, я поняла, что не хочу, что станция Всёли стала мне уютной норкой, местом, где мне хорошо и спокойно, стала моим домом, моей защитой и крепостью. Семьёй.

И лучше я буду пухнуть от новых знаний и зашивать кровавые раны, чем то, что предлагал мне он. Я не готова снова войти в эту реку.

Да и... Я хмыкнула. Этот фор что, в самом деле считает,