Они запихивают вещи обратно в сумку, и парень со шрамом приходит им на помощь, пытаясь уложить поаккуратнее. Пришло время меня обыскать. Я слегка приподнимаю руки — пока не сдаюсь, просто даю им понять: я готов. Что-то в моём жесте заставляет первого взглянуть на меня по-новому, он подходит более настороженно, а второй стоит чуть позади наготове. Руки, подмышки, ремень, грудь, разворачивает, прощупывает спину. Опустился на колени: паховая область, ляжки. Обращается по-русски к парню. Я, простой любитель бадминтона, делаю вид, что ничего не понимаю. Парень со шрамом переводит для меня:

— Они просят, чтобы вы сняли обувь.

Я развязываю шнурки и протягиваю им туфли. Каждый берёт по одной, сгибает пополам, залезает внутрь, возвращает. Я снова зашнуровываю.

— Они спрашивают, где ваш мобильный телефон:

— Оставил дома.

— Почему?

— Люблю путешествовать один, — шучу я. Парень переводит. Никто не улыбается.

— Они просят меня забрать ваши часы, ручку и бумажник, — говорит парень. — Я их вам верну перед вашим отъездом.

Я отдаю ему шариковую ручку и бумажник, потом расстёгиваю наручные часы. Мужчины усмехаются. Японская дешёвка, пять фунтов. Мужчины смотрят на меня оценивающим взглядом: может, чего-то недоглядели?

Парень с неожиданной властностью прикрикивает на них по-русски:

— Всё. Закончили.

Те пожимают плечами с усмешкой сомнения, но всё же исчезают за застеклёнными дверями, оставив нас вдвоём.

— Вы приехали поиграть в бадминтон с моим отцом, мистер Холлидей? — спрашивает парень.

— А кто ваш отец?

— Аркадий. Я Дмитрий.

— Рад с вами познакомиться, Дмитрий.

Мы обмениваемся рукопожатием. У него влажная рука, у меня, наверное, тоже. Я разговариваю с живым сыном Аркадия, который каких-то пять лет назад клялся и божился, что не собирается производить ребёнка на этот гнусный, насквозь прогнивший свет. Может, он Дмитрия усыновил? Или где-то прятал, дабы не подвергать опасности, пока шпионил на нас? Девушка в чёрном костюме за конторкой протягивает мне ключи от номера с болтающимся на цепочке медным носорогом. Но Дмитрий нарочито обращается к ней на английском:

— Мой гость вернётся позже.

Он снова выводит меня на золотую ковровую дорожку и предлагает сесть в поджидающий нас «мерседес».

— Отец просит, чтобы вы не светились, — обращается он ко мне.

За нами следует вторая машина, видны только передние фары. Я обещаю ему не светиться.

* * *

Мы едем среди холмов тридцать шесть минут, если верить часам на приборной доске. Дорога пошла круто вверх и запетляла. Спустя некоторое время Дмитрий начинает меня допрашивать:

— Сэр, вы знали моего отца несколько лет.

— Да, довольно долго.

— В это время он служил в органах?

Я добродушно смеюсь:

— Мне было известно только одно: что он дипломат и любит бадминтон.

— А вы? Кем были вы тогда?

— Тоже дипломатом. По торговой части.

— Вы встречались в Триесте?

— И в других местах. Там, где могли найти подходящий корт.

— Но последние пять лет вы с ним не играли?

— Нет, не играли.

— А теперь вы вместе занимаетесь бизнесом. Вы оба бизнесмены.

— Это строго конфиденциальная информация, Дмитрий, — предупреждаю я его, уже догадавшись, что имею дело с легендой, придуманной Аркадием для сына. И спрашиваю в свою очередь, чем занимается он.

— Скоро я отправлюсь в Стэнфордский университет в Калифорнии.

— И что будете там изучать?

— Морскую биологию. Я уже изучал этот предмет в Московском университете и в Безансоне.

— А раньше где учились?

— Отец хотел отправить меня в Итонский колледж, но ему не понравилась их система безопасности. Поэтому я ходил в швейцарскую гимназию, где с этим делом всё хорошо. Вы человек необычный, мистер Холлидей.

— Это почему?

— Мой отец вас очень уважает. Большая редкость. А ещё вы отлично говорите по-русски, но этого не показываете.

— Но вы же, Дмитрий, хотите попрактиковаться в английском! — отшучиваюсь я и почему-то вспоминаю Стеф в защитных очках, едущую рядом со мной на подъёмнике.

* * *

Контрольно-пропускной пункт. Двое мужчин машут нам, чтобы мы остановились, проверяют документы и дают добро. Стволов не видно. Карловарские россияне — граждане законопослушные и оружие умеют прятать. Мы подъезжаем к каменным воротным столбам в стиле модерн, ещё с немецких времён. Включаются прожектора, камеры слежения начеку. Из сторожки выходят двое и направляют на нас явно избыточные фонарики, но потом машут руками: проезжайте.

— Вас надёжно охраняют, — говорю я Дмитрию.

— А куда денешься, — отвечает он. — Мой отец любит мирную жизнь, но не всегда ему отвечают взаимностью.

Слева и справа высокие заборы с колючей проволокой скрываются за деревьями. Проезд внезапно перегородил испуганный олень. Дмитрий посигналил, и тот отпрыгнул в темноту. Впереди вырастает вилла с башенками, похожая то ли на охотничий домик, то ли на баварскую железнодорожную станцию. Через незанавешенные окна первого этажа видно, как там ходят солидные люди. Но Дмитрий не едет к вилле. Он свернул на лесную дорогу. Мы минуем домики для персонала и въезжаем на ферму. Двор вымощен булыжником; по одну сторону конюшня, по другую обшитый чёрным сайдингом сарай без окон. Аркадий останавливается и, потянувшись через меня, открывает мне дверцу:

— Поиграйте в своё удовольствие, мистер Холлидей.

Он уезжает. Я стою один посреди двора. Над кронами деревьев показалась половинка луны. Она помогает мне разглядеть двух мужчин, стоящих перед сараем. Дверь открывают изнутри. Мощный луч электрического фонаря на мгновение ослепляет меня, а из темноты раздаётся мягкий голос, обращающийся ко мне по-русски с грузинской интонацией:

— Зайдёшь помахать ракеткой или мне тебя отметелить прямо во дворе?

Я делаю шаг навстречу. Двое мужчин, вежливо улыбнувшись, расступаются и пропускают меня. Дверь за мной закрывается. Я стою один в белом коридорчике. За второй открытой дверью я вижу корт с искусственным газоном. Там стоит щеголеватый поджарый шестидесятилетний мужчина, мой бывший агент Аркадий, кодовая кличка Дятел, в спортивном костюме. Ноги расставлены, руки поднял перед собой и слегка подался вперёд. То ли моряк, то ли боксёр. Коротко стриженные волосы поседели и поредели. Тот же настороженный взгляд и сомкнутые челюсти, горькие морщинки на щеках залегают глубже. Та же сдержанная, нечитаемая улыбочка, что и десять лет назад, когда я к нему подошёл на консульской коктейль-вечеринке в Триесте и предложил сразиться со мной на корте.