этом. Казы-Гирей услышал впервые и посмотрел на Анастасию. Многое почудилось ей в этом взгляде, но прежде всего — радость охотника, увидевшего дичь. Однако она не испугалась, ибо теперь чувствовала себя одетой в доспехи и вооруженной до зубов…

Все было подписано, сосчитано, оплачено и уложено. Анастасия не сомневалась, что перед отъездом увидится со Светлейшим еще раз. Она ждала этой встречи, как никакой другой. Она думала об их последней ночи постоянно, ясно представляя себе все ее интимные подробности. Сердце тогда начинало биться сильнее, по телу ползли мурашки. Усилием воли гнала она от себя эти соблазнительные видения, но они возвращались снова и снова.

Как обычно, поручик Мещерский привез госпожу Аржанову во дворец губернатора Новороссийской и Азовской губерний в одиннадцатом часу вечера. Как обычно, в спальне на комоде стоял ночник, едва мерцающий, но позволяющий рассмотреть белоснежное убранство княжеского ложа. Как обычно, великолепный возлюбленный Анастасии сжал ее в своих объятиях.

Слишком долгими они были, эти объятия. Он целовал ее, но раздевать не спешил. Ей же хотелось откровенной, куда более жгучей ласки. Она знала, каким нетерпеливым и настойчивым может быть Светлейший, если действительно захочет овладеть ею.

— Что-то случилось, милый? — Анастасия заглянула ему в глаза.

— Абсолютно ничего… — Он поспешил отвернуться.

— Неправда.

— Душа моя, зачем тебе чужие горести? Ведь здесь, в Херсоне, все хорошо. Корабль на воду спустили, переговоры провели, татар в Крым отправили. Твои сборы в дорогу тоже закончены…

— В Херсоне все хорошо, — сказала она, касаясь рукой его каштановых волос, распущенных по плечам. — Но где-то, по-видимому, очень плохо.

Князь не ответил и начал медленно распускать шнуровку на корсаже ее дневного платья, чтобы обнажить ей плечи и грудь, но Анастасия остановила его:

— Где плохо, милый?

— В Петербурге, — вздохнул он и обнял ее совсем по-дружески, перенеся на плечи Анастасии вес своего могучего тела. — Вчера я получил письмо от императрицы…

Все-таки ей не верилось, что далекая, как сам Господь Бог, правительница может доставлять ее возлюбленному огорчения, похожие на душевные раны. Анастасия видела, какой поистине безграничной властью обладает Светлейший в этих местах. Одному его жесту беспрекословно повиновались тысячи людей. Без его разрешения ничто не сдвигалось с места на территории двух огромнейших губерний, равных по площади какой-нибудь европейской стране. Ему льстили безмерно, его уважали и его боялись.

Теперь они лежали в постели. Князь говорил Анастасии о важности ее миссии в Крыму, спрашивал о деталях задуманной им операции «Камни со дна моря». Она безучастно отвечала. Эти вещи давно осели в ее памяти, и ей нетрудно было описывать их. Наконец, крепко прижав Анастасию к себе, Светлейший положил голову ей на грудь и… заснул.

Она же не могла сомкнуть глаз всю ночь и иногда вытирала слезы на щеках краем одеяла. Она вообразила, что он пренебрег ею, и терялась в догадках, задавая себе один-единственный вопрос: «Почему?»

Может быть, волшебная книга их любви уже прочитана, только она не разгадала слов, написанных на ее последней странице. Может быть, с самого начала обольщалась напрасно, так как ничто не вечно под луною, а более всего — сердечная привязанность мужчины. Может быть, все случилось не сегодня и не вчера, а гораздо раньше. Так, через разнообразные приключения герои приближались к финалу, и продолжения их роману не предвиделось вовсе. Просто она увлеклась и не ощущала всего этого. Она ведь хотела отдалить конец. Но, увы, сие не в силах человеческих…

Глава седьмая

ПИРАТСКИЙ ШТУРМ

«Евангелист Матфей» был двухмачтовым купеческим кораблем с прямым парусным вооружением. Его грузоподъемность достигала 6 тысяч пудов, но осадка не превышала 9,5 фута [13]. Построили его в Таганроге три года назад для «кумпанства», которое принадлежало Фалееву, ближайшему сотруднику Светлейшего князя по его работе в Новороссийской и Азовской губерниях. Командовал судном шкипер Савва Хитров, команда состояла из 35 человек, набранных в Азове и весьма искусных в своем ремесле.

Парусник совершал регулярные рейсы от крымских портов Судак, Кафа, Балаклава и Гёзлёве к городам Северного Причерноморья. Заходил он и в Днепровский Лиман, а с появлением Херсона стал подниматься по Днепру вверх, к пристаням нового города, благо его небольшая осадка позволяла делать это без затруднений. В последнем плавании он доставил в Херсон 160 бочек крымского вина из Судака, сейчас загружался пшеницей нового урожая, собираясь отправиться с ней в Кафу.

Фалеев посетил шкипера и сообщил ему, что в рейсовом задании будут изменения: надо взять важных пассажиров до Гёзлёве.

С пассажирами Хитров возиться не любил. Особенно он огорчился, узнав, что среди них находятся две женщины. Но приказ хозяина не обсуждается, и для гостей быстро приготовили четыре каюты.

Сам шкипер Хитров и его «Евангелист Матфей» произвели на Анастасию хорошее впечатление. Правда, моряк поначалу встречал ее холодно, но потом, показывая судно, стал шутить и улыбаться. На паруснике все сияло особой, морской чистотой. Половина команды занималась погрузкой мешков с зерном в трюм, часть драила палубу, часть чинила паруса на баке. Шкипер сказал, что отдает ей четыре каюты с левого борта на юте. Что такое «ют», Анастасия узнала немедленно, так как Хитров повел ее туда сам.

Обойдя барказ, закрепленный на палубе между двумя мачтами, шкипер открыл перед ней дверь под боковым трапом. Они очутились в коридоре, куда свет проникал через люк на низком потолке. Коридор привел к деревянной двери, а дверь — в каюту, больше похожую на камеру. Но стол, два стула и две койки там имелись. Большое решетчатое окно занимало почти всю стену и было одним из четырех таких же на корме «Евангелиста Матфея».

Анастасия выглянула в него. У деревянной стены, отвесно падающей вниз, она увидела толстый брус руля. Внизу же плескалась серая речная вода. Она еще раз обвела взглядом каюту.

— Конечно, это не дворец. А сколько продлится наше плавание?

— Все зависит от погоды, — сказал Хитров и с гордостью добавил: — Корабль легко всходит на волну, хорошо слушается руля и при свежем ветре развивает ход до десяти узлов.

— Каких узлов? — спросила она.

— Так измеряется у нас, у моряков, скорость движения судна, — объяснил шкипер.

Открытое море Анастасия увидела на закате, выйдя из своей каюты на шканцы. Хитров в это вpeмя нес вахту. Он стоял у перил с подзорной трубой и вежливо поклонился ей, сняв треуголку. За его спиной находился штурвал. Матрос в серой куртке-бостроке держал его и сосредоточенно смотрел на большой корабельный компас на нактоузе. Он только кивнул знатной пассажирке.