Разбудил его тихий голос рядом.

— Это и есть люди? Какие они некрасивые, бледные и большие.

— Зато пахнут вкусно — едой, — добавил другой голос.

— А ну, прочь, паскуды!

Эвиан отрыл глаза и вскочил на ноги. Рядом с ним сидели две большие зубастые лягушки, а речной мальчишка размахивал своим шипом, прогоняя их.

— Ты глянь, какой он большой, нам всем хватит, — продолжала одна из лягушек. — Ну почему Фаня не дала их съесть?

Тут девушка, безучастная до этого, поднялась на ноги, развела руки в стороны и звонко хлопнула в ладоши. Озеро тут же поднялось волной и слизнуло незваных пришелиц, а девушка снова села возле Ивона и принялась напевать, будто ничего и не было. Мальчишка, с шипом на изготовку, занял прежнее место, на князя никто не обращал внимания.

Утром юную парочку вновь сменила Фаня. Осмотрев барона, она удовлетворенно кивнула:

— Он будет жить.

Она обернулась к подросткам:

— Можете возвращаться, вас уже ждут.

Ребята молча попрыгали в озеро, а речная женщина подошла к Эвиану и протянула пару сине-зеленых сапог.

— Это ему. Как проснется — уходите. Мы долг отдали, больше защищать вас никто не будет. Он выведет к людям…

Она кивнула в сторону, Эвиан проследил взглядом. На опушке леса стоял высокий и худой, похожий на старое дерево лесовик.

— Не место людям в этом лесу и возле озера, — бормотала Фаня. — Не задерживайтесь, уходите.

Глава 14

К вечеру молчаливый лесовик вывел их к старой, заросшей лесом дороге. Махнув рукой, больше напоминавшей суковатую ветку, он проскрипел:

— Люди где-то там. Эта дорога — граница, в ту сторону вам можно, там ваша земля. В эту сторону, — он снова махнул рукой-веткой, — нельзя, там наша земля.

И, развернувшись, медленно заковылял между деревьями, и вскоре скрылся из виду. Ивон побрел в другую сторону. Эвиан догнал его и пошел рядом, примеряясь к шагу.

— Мне показалось в бреду, или ты мне что-то рассказывал?

— Рассказывал, — ответил князь.

— Про Стасию правда?

— Да.

Ивон задумался о чем-то.

— Зачем ты сунулся к Остергаму? — задал вопрос Эвиан.

— Хотел убить его. Из-за него погиб отец и умерла мать. Он и сестру так просто не оставил бы.

— Почему королю не жаловался?

— Вы во время осады не посылали вестников во дворец? — барон ответил вопросом на вопрос. — Король молод, его советники имеют слишком громкий голос, чтобы вестник издалека сумел его убедить обратить внимание на отдаленную провинцию.

— Что теперь думаешь делать? — снова спросил князь.

— Попытаюсь попасть к королю лично. Только вот как быть с покушением на Остергама? Я же его пытался убить…

Ивон грустно умолк.

— Пошли вместе, — произнес Эвиан. — Вдвоем больше шансов.

— А как же твое обещание: "вместе до ближайшей деревни"? — Барон вздохнул.

Эвиан пожал плечами.

— Найти бы ее для начала.

Они проплутали по нескончаемому лесу еще несколько дней, питаясь кореньями и ягодами, прежде чем встретили первые признаки близости людей: небольшую поляну со скошенной травой, аккуратно разложенной для просушки. И решили остаться рядом, подождать, когда хозяева придут забирать свое добро.

* * *

Старый Бирюк вышел из просторной избы на утоптанный двор своего хутора. За высоким частоколом поднимался густой лес, а здесь еще его прадед много лет назад, выкопал свою первую землянку, после срубил небольшую хату, а спустя много лет, он и его сыновья, а затем внуки, отвоевали у леса хороший кусок земли, огородили частоколом, построили просторный дом. Жить бы да жить, но братьям не сиделось на месте, подались из леса, из родного места невесть куда, да так и не вернулись. Один Бирюк остался в избе на опушке, за родными могилами ухаживал, охотился, шкуры выделывал, после продавал их на ярмарке. Всегда один, нелюдимый, немногословный, с тяжелым характером, вот и прилипло к нему прозвище, Бирюк. Настолько крепко прилипло, что настоящее имя забылось.

Молодухи, вначале, когда он появлялся в деревне, зубоскалили перед ним, заигрывая, но взгляд из-под косматых бровей и хмурый вид быстро отбили охоту. В конце концов свет клином не сошелся на лесном обитателе. Девчата быстро перестали обращать на него внимание. А Бирюк с каждым годом становился все более похожим на своего лесного тезку и внешностью, и характером. Пока жива была старуха-мать, на молодух и внимания не обращал. Приходил к трактирным девкам, делал свои дела, расплачивался выделанными шкурками и возвращался в свое лесное обиталище. Уставал он от людей: шумные слишком, а толку никакого. Выпьют да песни поют и, либо обниматься лезут, набиваясь в друзья, либо драться. Но глядя на его пудовые кулаки, вторые находились редко.

А как остался один, начал задумываться о хозяйке в своем хуторе. Зачастил в деревню, думал да приглядывался, так и наглядел себе Яру, такую же угрюмую и молчаливую как он, здоровую и крепкую, с широкими бедрами, толстой черной косой, сросшимися густыми бровями и тяжелой походкой медведицы. Дочка кожевенника, она засиделась в девках, никто не сватался к ней, а через нее и к младшим сестрам сватов не засылали. Родители как увидали Бирюка на своем пороге, да выслушали, зачем он пришел, с радостью согласились отдать за него старшую дочь. Обговорили приданное, свадьбу справили добрую, чтобы люди не осудили, погрузили дочь с приданным на телегу, да и забыли о ней.

А Яра — будто всю жизнь жила в лесу! За родными не тосковала, много не говорила, охотничьему ремеслу обучилась быстро, будто с детства умела, с мужем на медведя без страха ходила. В город ездила раз в несколько лет, курочками да козой там разжилась, огород внутри частокола развела. Родила троих сыновей и была довольна жизнью.

Бирюк хозяйским взглядом оглядел двор. Рядом с хлевом жена возилась с козами, за столько лет развела их немало. Вначале он противился, а потом, когда всегда свои сыр с молоком да мясом появились на столе — подобрел, сам траву им косил, да сено заготавливал. Вот и сегодня сыновья за травой поутру отправились, скоро вернуться должны.

Тяжелая воротина со скрипом отворилась, показались взмокшие от натуги парни, с трудом тащившие воз с высоким снопом скошенной травы, и два незнакомца, толкавшие воз сзади.

Не любил Бирюк незнакомых людей, и старшему сыну это передалось, но, видать, средний сын пожалел их и позволил в отцовский дом прийти.

— Кто такие? Чего надо? — неприветливо поинтересовался хозяин.

Один из них приложил руку к груди и слегка, по-благородному поклонившись, ответил:

— Нам бы дорогу к