— Мы выкупили двадцать участков. Ваш — двадцать первый. Все согласились, никто не приходил к вам с советом не повторять своих ошибок, рассказывая, что мы кого-то кинули, правда? Правда. Потому что никого мы не кинули. Город растет, население растет, потребности в жилплощади растут. И я по секрету тебе скажу, Аня, мы выкупали земли под застройку в черте города, а скоро те самые «другие» начнут рубить уже лес. Построят что-то полулегальное, ни в эксплуатацию не введут, ни ответственности нести не будут, продадут задешево, а вашу землю просто украдут… Ты девушка взрослая, наверняка слышала не одну подобную историю. Проснетесь как-то утром… А участок уже не ваш. И останетесь вы с бабушкой вообще без дома и вообще без денег. Ты этого хочешь?

— Бабушка спать не может из-за вас…

Аня слушала мужчину и чувствовала, как волосы становятся дымом от того, насколько ужасную и реальную картину он рисует. Причем спокойно и буднично. Как свершенный факт или неизбежность.

— Не «из-за нас», Аня. К сожалению, из-за себя. Мне кажется, твоя бабушка — очень стойкий, сильный, мудрый человек. Но в вопросе продажи дома ведет себя…

— Вы просто не знаете, что этот дом значит для нас.

— А что он значит? — Корней задал вопрос, не ожидая получить хоть насколько-то значимый ответ. Просто, чтобы разговорить девочку. Просто, чтобы влить в уши больше своих мыслей.

— Его строил мой дедушка. Всё. До последних мелочей. Бабушка там жизнь прожила. Мы не можем его продать. Просто не можем…

— Давно дедушки нет? — Корней понимал, что ракушка пришедшей на разговор Ани может захлопнуться в любую минуту, но все же рискнул, задав излишне личный вопрос. Она снова вскинула взгляд, чуть нахмурилась, губу закусила. Явно сомневалась, стоит ли отвечать, но решилась.

— Давно. Почти восемь лет. Он долго болел…

— Мне жаль. Но будем честными, Аня, дому необходим хозяин. Без него здание приходит в негодность. Даже если на секунду забыть о том, что вас уже окружили высотки, но сам дом… Он же разваливается. Там по стенам трещины идут, а вы делаете вид, что все хорошо.

— Я все исправлю.

— Когда? Через пять лет или десять?

— Постепенно…

— Ясно.

Корней сказал спокойно, но Аня почувствовала укол обиды и раздражения.

— Вы презираете нас, считаете глупыми, а на самом деле… Большая глупость — навязывать другим свое мировоззрение, а вы делаете именно это.

Аня выпалила на одном дыхание, Корнея же усмехнулся с секундной задержкой.

— Бабушка вырастила тебя очень в своем духе.

И выдал совершенно неуместный, как казалось Ане, комментарий.

— Это плохо, по-вашему?

— Это факт. По-моему. Просто… Подумай, Аня, твоя бабушка, несомненно, женщина, достойная восхищения. Особенно, твоего. Ведь, я так понимаю, она сделала все, чтобы ты выросла в любви. Но неужели ты действительно хочешь постоянно преодолевать? Неужели у тебя не возникает чувства, что вы бежите в колесе? День ото дня? Неужели тебе никогда не хотелось просто… Расслабиться. Положиться. Не думать. Можешь сколько угодно убеждать бабушку в том, что бренчать в переходе тебе нравится, но я не поверю. Ты играешь ради копеек, чтобы хоть как-то свести баланс. Тебе тоже страшно идти ночью в сторону дома. Ты мечтаешь о том, что все изменится… Но когда получаешь реальную возможность, а не далекие мечты — почему-то пугаешься, сдаешь назад. И мне кажется, это значит, что ты хочешь мечтать в большей степени, чем достигать. Или, думаешь, дедушка хотел бы, чтобы вы отказывались от возможности жить по-человечески во имя сохранения его памяти?

— Вы не понимаете…

— А я и не должен понимать. Но на вопрос-то ответь. Не мне. Себе.

Аня открыла рот, собираясь удариться в отрицание… И закрыла. Потому что снова звучало бы глупо.

— Возьми проспекты домой. Посмотрите с бабушкой. Если что-то понравится по планировке — наберешь. Проверим, есть ли у нас квартиры и можем ли мы сделать обмен.

Корней кивнул на стопку тех самых проспектов, верхний из которых Аня явно брала в руки, девушка же глянула на них с нескрываемой грустью.

— Я в интернете найду… Если что… — ответила сдавленным голосом. Видимо, разговор пошел не так и не туда, как и куда ей хотелось бы. Но такова жизнь.

— В конце августа меня не будет в стране неделю, — Корней как-то резко, как показалось Ане, перевел тему. Она вскинула взгляд, поймала себя на том что первый, возникший в голове вопрос… Он едет куда-то с той женщиной, которая так ему идет? Осеклась, снова опустила глаза. — Нам лучше бы решить все до моего отъезда.

— А если мы все же не хотим продавать дом?

— То фирма недополучит прибыль, я — неисполненное личное поручение и необходимость реабилитироваться в глазах начальства, вы — минутное облегчение и дальнейший страх, потому что ходить в гости рано или поздно начнут уже другие.

Аня выслушала, мотнула головой из стороны в сторону, будто отгоняя от себя Корнеев прогноз.

— Мне кажется, вы специально так говорите, чтобы… Я испугалась.

Аня сказала довольно тихо, но снова рискнула посмотреть мужчине в глаза. Он же усмехнулся в ответ на ее довольно наглое утверждение.

— Я искренне не знаю, Аня, что может тебя испугать. Слишком ты… То ли наивная, то ли смелая, не пойму никак.

Корней вряд ли вкладывал в слова какой-то глубинный смысл, но мозг мечтательницы сам собой зацепился за слова-маркеры. Никак не пойму… То есть думает, получается?

— Кошмар какой, — Аня ответила на свой же вопрос, но вслух, Высоцкий склонил голову, чуть бровь вздернул, как бы прося объясниться, только Ане нечего было сказать.

— А если серьезно, то мне тебя жалко.

Но и улететь в свои розовые облака она тоже не успела, потому что… Следующей фразой Высоцкий снова жестко, а то и жестоко прибил ее к земле.

— Тебе нужно меняться, чтобы выгрызть в этой жизни счастье. Таким, как ты, очень легко сделать больно. Было бы желание.

— Я не хочу ничего выгрызать.

— А если придется?

— Не придется.

Аня сказала уверенно, опять стараясь сделать спину еще более ровной.

— Было бы неплохо, но я сомневаюсь, — а Высоцкий опять сказал, что думает… Не позволяя себя же убедить безоговорочно.

— А знаете, что я думаю о вас? — это было откровенно лишним. Высоцкий не спрашивал и очевидно не нуждался в ответе на этот вопрос, но Аню подмывало ответить. Потому что… Получается, пришла зря. Надеялась его в чем-то убедить, а сейчас уйдет… И выход не найден. Только еще одна страшилка в копилку к тем, которые и так хранятся у них с бабушкой в головах.

— Не знаю. Но ты, очевидно, расскажешь…

Ответ был в стиле Высоцкого. Тонкий намек на то, что в озвучивании характеристики нуждается не столько он, сколько она.