Нахмурившись, пытаюсь проснуться.

– Гражданин, – усмехается мужик, явно находя в этом что-то смешное, – а вы в курсе, что рыбачить здесь нельзя?

– Это же специально отведённая зона для этого, – указываю на факт. Я знаю. Точно говорил с Ярославом.

– Да, – кивает. – Но не там, где стоят ваши удочки.

Один из них, самый дерзкий, идёт к речке. Останавливается возле удочек, стульчика и делает пару шагов в сторону.

– Вот досюда, – прочерчивает на земле черту. – А дальше, где вы разместились, под деревом, запрещено.

Указывает ручкой на местность и так гниленько улыбается.

– Тут только что мужик рыбачил! Алиса, скажи.

– Да-да, был, – кивает быстро она. – Но он минут сорок назад как взял и сорвался с места, уехал. Мы так мило болтали… Он мне про наживу говорил. Сказал, что у него на тесто отлично идёт, вот. Только начал рассказывать о фишках всяких, как глянул на время, сказал, что какой-то Миша его за жопу схватит, и уехал.

– Миша – это я, – бьёт себя в грудь второй. – Вот же Петрович козёл, всё ж опять нарывается. Надо будет на следующих выходных на час раньше приехать. Уверен, повяжем. Потом всю рыбу нам отдаст.

– Только очищенную, не как в прошлый раз.

– Вы с чего вообще взяли, что мы тут рыбу ловим? – говорю чисто из принципа.

Пиздец, законы!

Я от них в ахере!

– А удочки чьи?

– Мужика того, – отвечаю борзо. – У нас тут романтический завтрак. Рассвет встречали.

– Да-да, рассвет встречали, – испуганно подтверждает мои слова Алиска. – Он не дождался, уснул. А я… Ну, просто на стульчике сидела, смотрела. Одна!

– А чего у тебя сапоги такие длинные? Небось, ходила сети закидывала? Знаем мы таких. Сначала нарушают, а потом отмазываются. Нет, так не пойдёт. Вас на запрещённой зоне поймали? Поймали. Пройдёмте.

Указывает на полицейскую машину.

Вот тебе и порыбачили…

– Сколько? – встаю с покрывала и поправляю съехавшую спортивку. Блять, совсем забыл, что в грязи по колено. Выгляжу, как бомж. Да и Ласкина не лучше. Ощущение, что, пока я спал, она активно валялась в грязи.

– Что сколько?

– Сколько бабок тебе надо дать, чтобы я сейчас увидел пыль, которая появится из-под колёс твоей тачки?

Он округляет от шока глаза, а потом смотрит на своего напарника. Переглядываются. А затем скрещивает руки на груди.

– Двадцатка.

– С этого и надо было начинать, – не сдерживаю смешок и лезу в карманы спортивок. А там пусто. Блин, забыл, что денег с собой нет. Зачем они, если мы недалеко от моего дома, ещё и магазинов поблизости нет? – Ща, в машине гляну.

Надеюсь, что я всё же взял на автомате телефон. Или хотя бы найду нычку.

Обыскиваю весь салон. Ни-че-го.

Вот же сука…

– Что, нет ничего? – раздаётся позади. Выпрямляюсь, сжимаю цепко зубы, надеясь, что сдержусь и не ударю блюстителя закона. Мельком смотрю на сжавшуюся Алиску.

– Деньги с собой есть?

– Две тысячи. Остальное на карте.

Предлагаю Мише сделку.

– Слышал? Либо две тысячи, либо перевод.

Переводами они не берут. Знаю не понаслышке. Они же отчитываются за все деньги на карте. Поэтому выберут наличку.

– Либо… – недовольно басит один из них, доставая наручники, – проедем в участочек. За рыбалку в запрещённом месте и за попытку дачи взятки должностному лицу при исполнении.

Глава 30

Алиса

– Пидорасы, – смачно слетает с уст босса. Хлопает калиткой и буквально летит к своему дому.

– Вы если бы им так в первый раз не сказали, нас бы, может, домой довезли…

Из полицейского участка мы шли до дома Горячева пешком. И я неимоверно зла, поскольку эти резиновые сапоги мне всё натёрли. А всё потому, что Тараса отказались везти обратно в рыболовную зону за машиной. В итоге он назвал их так же, как и секунду назад, и те вообще сказали нам идти на своих двоих…

Благо тут недалеко было…

– А что мне – терпеть, когда какое-то дерьмо играется со мной с шести утра? Либо новенькие, либо местных не знают в лицо. Нашли с кем бороться! – выплёвывает, останавливаясь посреди дорожки.

Попа у Тараса Романовича горит знатно.

А я настолько привыкла к его ругательствам, что у меня даже уже не вянут уши.

Я мечтаю только об одном…

О душистой ванне с пеной.

Даже на бассейн смотрю странно. Может, раздеться и прямо так в него сигануть? Я больше не могу! Я в грязи! Потом в озере этом бултыхалась, пыталась сети закинуть по наставлениям того старика! Потом просидела с бомжом в камере больше шести часов! А теперь…

Я хочу чистоты!

– Ещё и за машиной ехать…

– Знаете что? – подхожу к нему, уперев руки в бока. – Не одному вам досталось! Мне вообще предлагали стриптиз станцевать, лишь бы мы быстрее вышли оттуда!

Как вспомню – плохо становится.

Тогда моим ушам пришёл полный пипец, потому что Горячев посылал представителей закона так, что у меня это отпечаталось в голове на всю жизнь.

Великий матерный русский язык!

– А вот за это, – усмехаясь, он вдруг обнимает меня и притягивает к себе. Даже сквозь тысячу неприятных запахов пробивается его – мужской и приятный, – ты мне должна. И, кстати, я тут тоже жертва обстоятельств!

– Почему?

– А если бы ты за эту рыбалку не заикнулась, мы бы сейчас не были в таком… – он дёргает носом и кривится. – В таком ужасном вонючем положении.

– Так я ещё и виновата?! – бью его ладонями в плечи.

– Да, Ласкина. И давай ты уже признаешь, что я лучший учитель. И твоя инициатива – полная херня.

– Не буду, – дуюсь.

– Тогда скину в бассейн.

– Пф, – фыркаю. Тут же ощущаю