Я вылез из погреба, чтобы избавиться от вони разложения, а заодно и от клерка. Мы находились среди руин к востоку от Феттер-лейн, там, где был когда-то двор, неподалеку от Шу-лейн. Улицы в этом районе были расчищены, но многие здания были погребены под собственными обломками.

От того места, где я стоял, почерневшие руины домов, лавок и мануфактур простирались вниз по холму до грязных вод Флит-Дич. Дальше холм Лудгейт поднимался к стенам Сити, и за ними были видны руины более высоких домов, и надо всем возвышался остов собора Святого Павла. Я повернулся в другую сторону. На западе виднелась знакомая башня церкви Святого Дунстана, а на севере – крыши Клиффордс-инн.

Мы с клерком были одни, хотя еще кто-то из людей коронера пытался удержать на месте небольшую кучку зевак. Новость о найденном теле еще не распространилась. Но скоро это произойдет.

Почему этому надо было случиться здесь, так близко от Клиффордс-инн, Пожарного суда и Феттер-лейн? Я снова взглянул на труп. Его похоронили, если это слово подойдет, в большом темно-коричневом плаще, предназначенном для мужчины. Но там, где складки плаща расходились, было видно, что надето под ним. Какая-то тонкая ткань – возможно, шелк, причем явно дорогой. Желтого цвета, почти золотого, но в пятнах крови. Кровь стала цвета ржавчины, но, когда она была свежей, контраст с желтым, должно быть, был ослепительным.

«Желтое, как солнце, красное, как огонь…»

На мгновение я услышал усталый голос отца в последний вечер его жизни, когда он описывал свой странный фантастический сон. Сон, который имел столько неожиданных совпадений с реальностью.

Меня охватила тревога. «Желтое, как солнце, красное, как огонь…» Он пытался описать платье, в которое была одета та женщина? Но как он мог видеть эту женщину на руинах? Насколько мне было известно, он сюда не приходил.

Он мог ее видеть в Клиффордс-инн.

– Джексон говорит, она вдова, – изрек клерк. – И богатенькая.

– Джексон?

– Возница коронера. Он когда-то работал у дяди этой женщины, до того как поступил к его светлости. Но он ошибается, если спросите меня. Уж я-то отличу старую шлюху. Эта не была дешевой простушкой, поверьте. Мягкие руки. Платье красивое. Предназначена для джентльмена. Хоть этого не скажешь, глядя на нее теперь.

– Поверните ее голову, – попросил я.

– Что?

– Хочу увидеть ее лицо с другой стороны.

Он пожал плечами:

– Ну, как скажете.

– Скажу. Положите ее на спину.

Он плюнул на ладони и скорчился подле тела. Подсунул руки под плечи и талию. Предпринял нерешительную попытку перевернуть тело. Бросил взгляд на меня.

– Хорошо бы, если бы вы помогли, сэр.

– Не ждите.

Я не сводил с него глаз, пока он не отвел взгляда. Я показывал ему ордер Уильямсона, подписанный также милордом Арлингтоном, и он не смел мне не подчиниться.

Он приложил чуть больше сил или, по крайней мере, сделал вид. Тело перевернулось. Он потянул за ноги, не заботясь о приличии, оставил их раскинутыми, платье и сорочка задрались до колен. Наконец он приподнял голову и выровнял ее, чтобы лицо было повернуто вверх.

Запах стал еще невыносимее. Я зажал нос и рот руками.

Под левой грудью было еще одно пятно засохшей крови цвета ржавчины. Лицо и платье были запачканы пеплом. Слава богу, левый глаз был цел. Земля, на которой лежало тело, должно быть, защитила его от хищников. Глаз был закрыт.

«Я закрыл ей глаза. Что еще я мог для нее сделать».

Я вспомнил слова отца. Они звучали упреком. Он исполнил свой долг перед умершей. А я свой долг перед ним не исполнил. Я ему даже не поверил.

Не обращая внимания на запах, я спрыгнул на пол погреба и склонился над головой женщины. И тут я увидел вторую мушку на ее лице: крошечная карета и кони, несущиеся галопом к левому углу ее рта.

«С каретой и лошадьми. О, тщеславие, тщеславие».

Я был потрясен – меня словно ударили палкой. Все, что говорил мне отец, было правдой, а я в своем безрассудстве не придал этому значения, считая его выжившим из ума стариком. И кто из нас оказался глупцом?

«О, тщеславие, тщеславие…»

Потрясение настигает волнами, как море. Пока я боролся с ним, часть моего разума продолжала выполнять порученное задание.

– Мне сказали, ее могут звать Хэмпни, – услышал я свой голос.

Клерк кивнул:

– Мы послали за ее дядей. Скоро узнаем. – Он показал на Феттер-лейн. – Это может быть он.

Со стороны дороги приближался экипаж. Я наблюдал, как из него выбрался высокий худой мужчина, а за ним две женщины. Мужчина помоложе появился с другой стороны кареты.

– С ними Томас, – сказал клерк, – человек коронера.

Пожилая женщина споткнулась. Молодая взяла ее под руку. Двое мужчин и две женщины продвигались вглубь руин. Пожилая хромала – возможно, неловко ступила, выходя из экипажа, и вывихнула лодыжку. Она опиралась всем весом на молодую женщину.

– Оставьте тело на этом боку, – распорядился я. – Если она племянница пожилого мужчины, он не должен ее видеть без глаза. Не сразу. И накройте ее плащом. Сделайте все, чтобы она выглядела пристойно.

Клерк бросил на меня сердитый взгляд, но дернул плечами и принялся выполнять.

Желание похвастаться знаниями пересилило его наглость.

– Он богат как черт, – сказал он еле слышно, наблюдая, как небольшая группа приближается, лавируя между развалинами. – Так говорят.

– Дядя? Как его имя?

– Пултон.

– Торговец тканями? Арендатор Драгон-Ярда?

– Это он.

Все линии сходились на Драгон-Ярде и Пожарном суде в Клиффордс-инн.

Ко всем другим потрясениям добавилось еще одно: молодая женщина оказалась Кэтрин Ловетт.

Глава 16

Есть языки без слов.

Кэт знала, что можно многое сказать с помощью символов, или жестов, или пауз, или даже молчания. Одежда может сказать больше, чем сам человек, а ваши глаза могут умолять, льстить или приказывать.

Все эти языки не были для нее родными, но она им научилась почти против воли в те дни, когда жила в достатке и верила, что ей суждено выйти замуж за придворного. Ее тетушка Квинси была мастерицей косых взглядов и подергивания белым круглым плечом.

– Мушки, – сказал мистер Пултон. – И румяна. Она похожа на придворную даму или на тех размалеванных шлюх в театре. Как она могла так низко пасть?

– А это платье… – прошептала госпожа Ли, опираясь на его руку, но было трудно сказать, кто кого поддерживал. – Ее волосы…

Кэт молчала.