Шрифт:
Закладка:
Римские воины кричали, облекая свои печальные жалобы в горькие причитания: «Если зловещая судьба порешила уничтожить римский народ в одно мгновение, есть мечи, есть войны, есть дикая злоба этих [варварских] племен. Пусть нас пронзит копье; пусть все оружие, какое у них есть, обрушится на нас, подобно молниям.
(ст. 315—343)
Пусть копья, которые они мечут, пронзят наши тела. Пусть они отнимут наши жизни раной. Но почему ужасный голод, и жар, и жажда ловят нас в свою ловушку [при помощи] этой неторопливой судьбы и изматывают нас этой растянутой [по времени] смертью? Пусть наш отряд станет жертвой меча. Поверни наши знамена обратно! Эта толпа, слабая от голода, умоляет тебя об этом: будь верен своим людям, сжалься над нами и над собой. Посмотри внимательно на людей, великий полководец. Наши члены истощены, наши кости, подверженные [солнцу] и высохшие, одеревенели, и костный мозг в них высох, наши мускулы напряжены, кожа сухая, глаза запали, щеки покрыты бледностью. Образ смерти овладел нашими телами, а наше жаждущее дыхание [пышет] огнем».
Беспомощная толпа едва успела закончить, когда ее обуреваемый отеческими чувствами предводитель призвал их к тишине и, в доброте своей, ободрил измотанных [воинов] речью: «О, надежда Рима, слава и спасение вашей страны, не бегите от этой борьбы, какой бы трудной она ни была. Подчините свою жажду и ужасный голод. Вспомните те тяжкие подвиги, что свершили ваши отцы. Народы мира познали силу наших предков. Именно так, изнурительными долгими трудами, наши пращуры завоевали мир своей доблестью. Терпение – величайшая добродетель, и этого-то в нас и опасаются племена. Более того, это устрашит и иных врагов, как поразит и этих. Вражеское войско сражается под двойным проклятием. С одной стороны, они тоже страдают от иссушающей жажды, жара и голода; с другой – их подавляет и грозит им страх римлян. Воспряньте, будьте кровожадны и свершите человеческий суд над этими землями. Эта раскаленная докрасна земля станет свидетельницей ваших трудов, и небосвод подтвердит ее свидетельство. Наши потомки будут читать, как я последовал великому Катону, осудив эти земли[103], и как вы преодолели их. Пусть любовь вашей страны преисполнит ваши умы, и тогда эта злая жажда отступит, выдворенная той святой силой, и ваша ревность обрящет воплощение».
(ст. 344—406)
Так наш высокочтимый полководец умягчал латинские когорты своей спокойной речью, орошая водой слов их сердца, словно сладким потоком, и наполняя их желудки, словно на пиру.
Тем не менее неудача обрушилась на латинян, расшатав и сокрушив их могучую силу. Случилось так, что их лошади разбрелись по полям в поисках корма, ибо ужасный голод и жара хватают своими клешнями всякие живое существо. Там не было ни свежей травы, ни деревьев с листвой всякого рода, и вдруг внезапно поле окрасилось золотом от густой травы, а равнина расцвела цветами. Тогда алчная толпа, ведомая страшным голодом, разбежалась во все стороны, едва завидев траву, которую она столь долго вожделела, и постаралась объесть все поле. Лошади даже лизали пустую землю, не способные утолить свой голод, кормясь на том злосчастном пастбище. Внезапно они на тех же полях повалились одна на другую, умирая странной смертью, продолжая кусать траву зубами. Римские воины были удручены смертью своих лошадей, и дикий гнев овладел ими, когда они шли печальные и обеспокоенные, со смущенными и возмущенными сердцами. Совершено устрашенная этим единственным несчастьем, великая доблесть этих людей испарилась, и злосчастная Фортуна привела войско к раздору, беспорядкам и, наконец, к еще одному обрушенному на него бремени – первому мятежу.
Когда полководец узрел, какая великая катастрофа произошла и что сила его войска сошла на нет, он решил передвинуть лагерь на побережье, надеясь, что это даст его агонизирующим людям облегчение и восстановит их силы. И вот, подходя к берегу [моря], воины начали чувствовать мягкий бриз и встречать свежую траву. Поскольку рек так и не было найдено, они в жажде своей начали давить из самих цветов странные соки и увлажнять ими горящие губы. Они утолили голод [не менее] странными съедобными растениями, несмотря на то что у них был невыносимый вкус. Многие, пользуясь преимуществом наступления ночи, вернулись в лагерь, некоторые разбрелись по полям в поисках пищи. Другие слонялись по окрестностям, выискивая воду, и жестокий голод принудил некоторых иных к дезертирству от знамен своего вождя, которого они начали презирать.
Наконец командующий разбил свой лагерь около вод реки, которую ему указали проводники. Жаждущие римские воины сгрудились на ее берегах и получили облегчение от текущей воды. Со всех сторон воины собирались у воды и пили из ее сладкого потока. Не имея хлеба, они жевали цветы и свежую траву, надеясь насытить этим свой голод. Видя это, главнокомандующий велел отправить послание всем прибрежным городам с приказом загрузить припасами [и отправить] корабли для его войска. И снова неудача, ибо противный южный ветер дул им навстречу, и жестокая Фортуна не позволила кораблям проплыть по водной глади под парусами. Наконец, бывший неподалеку отряд урцелиев, которым не следовало бы доверять в этом случае, подъехал к латинянам и послужил дополнительным фактором рока римлян.
Астрики, к которым принадлежало это племя, с незапамятных времен имели там убогие жилища. Они были народом, сильным в войне и чрезвычайно многочисленным, и много лет их никто не беспокоил. Когда они узнали, что Иоанн в своем продвижении внес знамена на их земли, они были напуганы его первым приближением и поторопились выслать сговорчивых послов, чтобы молить о мире. Полководец принял их спокойно в центре шатров, и они, прося прощения, мира и безопасности для своих племен, униженно излили такие просьбы: «Великий полководец, слово о твоей могучей репутации, живости ума, доблести и о том, что ты заслуживаешь полного доверия, прилетело впереди тебя, сразу устрашив наши племена, воздающие благодарность твоему правлению. Склонив головы, знаменитый народ астриков подчиняется, храбрый герой, твоим распоряжениям. Наши старейшины одобряют и ищут договора с тобой, поскольку они хотят служить и приготовили свои шеи для твоего ярма. Пощади же их, великий полководец, о чем они и просят.
(ст. 407—436)
Мы просим ни о чем больше, как о мире и ненарушаемом спокойствии после того, как ты завершишь свою войну».
Даже пока еще этот посланец говорил, невежественная толпа воинов начала роптать прямо в ставке главнокомандующего: «Как долго голод будет истреблять наше войско, [лишая его даже] возможности отомстить? Нет теперь надежды, нет спасения, и наш
