Саша выпила уже половину чашки чая и съела четыре оладушка, когда в комнате что-то громко и резко хлопнуло, словно человек ударил в ладошки. Девушка нахмурилась, поднялась со стула и быстро направилась в комнату, на ходу перебирая в голове варианты, что бы это могло быть. Войдя в комнату, она осмотрелась – ничего необычного. Все вещи лежат на своих местах. Ровным светом горит торшер в углу, наполняя комнату уютом зимнего вечера. На диване – раскрытая книга и плед. На дверце шкафа её рабочий деловой костюм, висящий на плечиках. Всё, как всегда. Внезапно звук повторился. Саша резко повернула голову в сторону хлопка и поняла, что это был удар в оконное стекло. Саша подошла ближе, и, отодвинув штору, выглянула, недоумевая, что или кто может стучать в её окно третьего этажа.

На улице было светло от снега, с неба, кружась, падали крупные пушистые снежинки, и всё было тихо и мирно. Саша, уже решив было, что ей почудилось, хотела закрыть штору и вернуться на кухню, как вдруг что-то тёмное вылетело из ниоткуда и с размаху ударилось о стекло. От неожиданности Саша вскрикнула и отскочила. Но тут же разглядела, что это птица. Большая, похожая на крупного голубя, только цвет её оперения был совсем не голубиным – багряное, цвета спёкшейся крови, на грудке и крыльях, оно переходило в жгуче-чёрное на спинке и головке птицы. Хвост же этого чуда природы был маленьким, почти незаметным и отливал зеленоватым.

– Ну, и дела, – протянула Саша.

Отчего-то вдруг пришли ей на ум деревенские приметы детства, мол, если птица бъётся в стекло, то это к смерти.

– Да ну, – отмахнулась Саша, – Ерунда. А вот птиц интересный! Забавный какой.

Она приблизила лицо вплотную к стеклу и посмотрела на лжеголубя, невозмутимо сидящего на отливе. Тот, казалось, совсем не боялся человека за стеклом.

– Постой-ка, приятель, – спохватилась Саша, – Я тебя сейчас угощу, ты верно голодный.

Она быстро сбегала на кухню и возвратилась с оладушком в руках. Открыв окно, она осторожно положила его перед птицей. Та покосилась на Сашу чёрным круглым глазом, схватила угощение и тут же улетела. Саша прикрыла окно и только сейчас сообразила, что нужно было сфотографировать птицу и показать знакомому-орнитологу, уж очень необычным было оперение нежданного гостя. Но, как говорила бабуля, хорошая мысля приходит опосля. Саша вздохнула и отправилась мыть чашку.

В эту ночь Саше приснился странный сон. В незнакомом ей доме на кухне сидели за столом две женщины, одна постарше, лет шестидесяти с чем-то, вторая молодая, лет тридцати с небольшим. На столе стояли вазочки с вареньем, конфетами и мёдом, по чашкам был разлит чай, а в большой тарелке дымились горячие оладьи.

– Нашей Анечке сегодня бы исполнилось уже сорок лет, – вздохнула печально пожилая женщина.

– Да, – кивнула ей в ответ молодая, – Я помню свою сестру, хоть и маленькой была совсем, когда она утонула.

– Бери давай блинок, доча, макай в мёд, – снова вздохнула пожилая и, сделав то же самое сама, перекрестилась и отправила оладушек в рот.

Саша наблюдала за ними будто бы сверху, откуда-то из-под потолка, она только сейчас заметила на столе фотографию в рамочке, стоящую между вазочек. С фотографии мило улыбалась девчонка с большими белыми бантами в школьном платье с белым отложным воротничком. Что-то знакомое показалось Саше в её чертах, она склонилась, чтобы рассмотреть фото получше, и, вдруг, узнала в девочке свою соседку – Анютку. Саша вздрогнула и… проснулась.

За окном уже было светло, яркое зимнее утро пробивалось сквозь неплотно-прикрытые шторы в квартиру. Саша встала с кровати, сладко потянулась и отправилась в ванную, умываться. Впереди было два выходных. К обеду девушка собралась прогуляться. Выйдя из подъезда, она увидела большую машину, из которой выгружали вещи – диван, стол со стульями и шкаф. Множество коробок уже стояло на снегу. Незнакомый мужчина хлопотал около них.

– М-м, новые жильцы, – подумала Саша, – Интересно, кто у нас продал квартиру? Вроде бы я ничего не слышала о продаже.

Она завернула за угол и лоб в лоб столкнулась с Никитичной. Та словно нарочно стояла здесь, поджидая Сашу.

– Куда бежишь, торопишься? – буркнула она вместо приветствия.

– И вам здравствуйте, – ответила Саша.

– Видела вчера вестника? – буркнула старуха.

– Какого ещё вестника? – Саша со страхом покосилась на полоумную соседку.

– Птица чёрная прилетала к тебе? Билась в окно?

– Ну, прилетала, и что? Я её блином угостила.

– Вон оно что, откупилась, значит, – протянула старуха, – А я-то думаю, с чего вдруг у нас нынче новый жилец.

– Простите, не вижу никакой связи между этими событиями, – грубо ответила Саша, и хотела было уже обогнуть Никитичну и пойти своей дорогой, как та вдруг схватила её за рукав.

– И сама, значит, ела поминальные оладьи?

– Чего? – уставилась на неё Саша, – Какие ещё поминальные? Анютка вчера забегала, принесла оладий, которые мама её испекла.

– Мама, – эхом повторила Никитична, – А ты знакома с мамой-то её?

– Нет, – непонимающе ответила Саша, – Вот сегодня и хотела познакомиться, когда буду тарелку возвращать.

– Не вздумай идти! – прошептала ей громким шёпотом старуха, – Нет там никакой мамы! Неча тебе там делать! Матери её уже под семьдесят, и живёт она со своей младшей дочерью за сотни километров отсюда. А вчера она оладьи эти пекла на помин души своей старшей дочки Анны.

– Да что вы несёте-то? – Саша уже со злобой выдернула свой рукав из цепких пальцев старухи, – Не живёт же девочка одна, в самом-то деле? Вы совсем уже из ума выжили?

Неожиданно старуха вдруг обмякла и вместо ожидаемой Сашей грубости в ответ, тихо сказала:

– Оно может и лучше бы было, коли из ума бы я выжила. Дуракам-то оно всегда легче жить, ничего не знают, лишь бы сыто да тепло.

Саше вдруг стало стыдно за своё поведение, и она смущённо произнесла:

– Вы простите меня, пожалуйста, за такие слова, я не знаю, что на меня нашло. Просто вы так настойчиво меня преследуете всё это время, как я переехала сюда. Говорите непонятные вещи, да и соседи говорят…

– Соседи говорят, – повторила старуха, – А какие соседи-то? Янка беременная, что с мужем на машине разбились лет двадцать назад? Или Анютка, что утонула в озере и нашли её только спустя неделю, или Людмила Марковна, которая при жизни увлеклась спиритизмом да в петлю залезла в итоге, а? Про кого тебе ещё рассказать, девка?

Саша с ужасом слушала Никитичну, мотая головой, и потихоньку отступая назад.

– Нет, бабка и правда чокнутая, надо сообщить куда следует, пока до беды не дошло, – мельтешили мысли в её голове.

– Беда будет, когда и тебя найдут уже остывшей в твоей квартире, – ответила на её мысли старуха и добавила, – Идём-ка прогуляемся, да не бойся меня, я тебе добра желаю.

Саша, как под гипнозом, послушно последовала за ней. Они медленно двинулись вдоль дома, а затем завернули за него, туда, где начинались заснеженные дорожки парка, а дальше набережная реки.

– Ты знаешь, что тут было до того, как река стала такой, как сейчас? – вдруг спросила старуха.

– Н-нет, – не поняла Саша.

– Речушка-то раньше средненькая была. Деревни тут стояли, и народу в них жило много, а после, когда начали строить плотину, деревни эти затопили, жителей, конечно же, переселили ещё до того в квартиры. А вот кладбища… кладбища остались. Куда их денешь. Так вот, дом наш – он непростой. Люди обычные, живущие в нём, не видят ничего особенного и живут такой же жизнью, как и множество других горожан. А вот такие, как мы – как ты и я – те, кому дано больше, чем остальным, мы видим и других жильцов, тех, что живут с человеком рядом.

– Не понимаю, – произнесла Саша, ей было в удивление впервые слушать такие рассудительные речи от Никитичны, и поэтому она